Только 250 из них были «квалифицированными рабочими», но из них 200 были заняты заданиями, в которых им не нужно было быть специалистами: они зарывали могилы и носили трупы. Мы подняли ямы - огромные братские могилы - и потащили тела. В дополнение к их работе, квалифицированные рабочие также должны были участвовать. Мы вырыли лопатами, и там была машина, которая выкапывала песок. Эта машина бросила песок рядом с могилой. Был создан песчаный холм, который использовался, чтобы покрыть могилы, когда они были заполнены трупами.

Около 450 человек всегда были заняты могилами. Нам потребовалась неделя, чтобы выкопать могилу. Самое ужасное для меня было то, что они приказали нам заложить трупы на один метр над уже полной могилой и зарядить больше песка - затем из могил вытекла густая черная кровь и покрыла всю землю как море.

Нам пришлось бежать от одного края гробницы к другому, чтобы добраться до другой гробницы. На протяжении всего нашего рабочего дня нас контролировал преступник по имени Шмидт, который бил нас и пинал. Если кто-то, по его мнению, работал слишком медленно, то он приказал ему лечь и дал ему 25 ударов своим хлыстом. Он приказал ему посчитать, и если бы он посчитал, он дал бы ему 50 вместо пятидесяти ударов, слишком много для того, чтобы подвергнуться пыткам. Жертва обычно тащилась в казарму и умерла на следующее утро.

Это случалось несколько раз в день. Кроме того, ежедневно расстреливали 30-40 рабочих. Врач обычно приводил список измученного или так называемого «Оберзугсфюрера», верховного мастера заключенных, составлял список «обидчиков», так что от 30 до 40 лет каждый день умирал. В обеденное время их отвезли в могилу и расстреляли. Запасы пополнялись каждый день - столько же людей вывозили из многочисленных ежедневных перевозок. Администрация имела обзор старых и новых работников и считала их так, что число заключенных всегда составляло 500 человек.

Номера погибших в транспорте не собирались. Например, мы знали, что евреи построили лагерь и ввели в строй механизм смертности. Но от этой бригады никто не остался. Было чудом, если кто-то из рабочей силы выжил пять или шесть месяцев в Белеке. Еврейские рабочие не имели с ними контакта - ни с другими аскарами.

Когда люди из транспорта умоляли выпить воды, аскары расстреляли каждого еврейского рабочего, который дал им один. Помимо копания могил, задача отряда смерти заключалась в том, чтобы вытащить трупы из палат, бросить их на большую кучу, а затем перетащить их до могил. Для удаления тела потребовались два рабочих. У нас были кожаные ремни с пряжками. Мы положили пряжки вокруг рук трупов и двинулись. Головы часто попадали в песок. Нам было приказано бросить трупы маленьких детей по нашим плечам - по два за раз - и унести их.

Когда мы таскали тела, мы не собирали могилы. Когда мы вырыли могилы, мы знали, что тысячи наших братьев задыхаются в камерах. Таким образом, мы должны были работать с раннего утра до заката. Сумерки завершили рабочий день, поскольку «работа» была сделана только при дневном свете.

В 30 часов утра аскар-охранник, который ночью шел по баракам, уже стучал в дверь, крича: Открой! Еще до того, как мы могли встать, преступник Шмидт ворвался и выгнал нас из казармы с его верховой культурой. Мы выбежали с ботинком в руках или босиком. Обычно нас не раздевали, потому что мы не смогли одеться утром.

Когда утром они разбудили нас, было еще темно; Свет не допускался. Шмидт побежал через казарму и ударил влево и вправо. Когда мы проснулись, мы чувствовали себя такими же несчастными и измученными, как мы были вечером, когда мы легли спать. У каждого из нас было тонкое одеяло, и вы могли либо скрыть его, либо использовать его в качестве базы. Они дали нам старые, изношенные обрывки со склада - и если кто-то даже вздохнул, когда он его получил, он получил пощечину.

Вечером свет горел полчаса. «Оберзугсфюрер» пробирался через казарму с кнутом и не позволял людям разговаривать друг с другом. Мы очень тихо разговаривали с нашими соседями. Рабочая сила состояла в основном из людей, чьи жены, дети и родители были газированы. Многим удалось достать молитвенный платок и молитвенные ремни со склада, а когда барак был заперт на ночь, мы услышали на койке, как пробормотал кадиш. Мы не жаловались; мы полностью отказались. Может быть, у пятнадцати «лидеров поездов» все еще были иллюзии - у нас их не было.

Мы двигались, как люди, у которых не было никакой воли. Не важно, кто был, и как его зовут. Никто не интересовался другими. Мы механически сделали необходимые движения этой страшной жизни. В полдень мы должны были поесть. Мы прошли ряд из двух маленьких окон. Сначала мы получили чашку, вторую половину галлона супа ячменя - лучшую воду - иногда с картофелем в ней. Перед обедом нам пришлось петь песни; мы также должны были петь перед кофе вечером.

Даже их питье было чисто мужским. Работа была выполнена исключительно мужчинами. В октябре прибыл транспорт чешско-еврейских женщин из Замоча. Среди них было несколько десятков женщин, мужья которых работали в отряде смерти. Было решено, что несколько десятков женщин из этого последнего транспорта будут сохранены. Один приказал 40 работать на кухне, прачечной и швейной мастерской. Им не разрешалось обращаться к своим мужьям. На кухне они очищали картофель, вымывали горшки и получали воду. Они, безусловно, разделяли судьбу других.

Это все образованные женщины. У них был багаж. У некоторых из них были пакеты с маслом. Они дали нам все, что у них было. И они помогали всем, кто работал в кухне или рядом с ней. Они жили в небольшом отдельно стоящем бараке и имели над ними «лидера поезда». Они не подвергались насилию столько, сколько были. Их работа закончилась в сумерках, и они выстроились в парах, чтобы получить суп и кофе.

Как и мы, они не были ограблены их одеждой или полосатой униформой. На такой короткий промежуток времени не стоило создавать униформы. Женщин отправляли прямо из грузовых вагонов в их одежду и с небритыми головами в мастерские и на кухню. Лагерь смерти производил массовые убийства все время - каждый день заново. В эти дни наблюдалась общая массовая тревога и массовое исчезновение. Кроме того, были случаи с индивидуальными, личными муками. На площади в Белеце никогда не было сбора.

Драма ужасов состоялась без групповых анонсов. Большой транспорт из Замойча прибыл - как и многие другие - в середине тяжелой метели. В транспорте был весь Юденрат. Как с обычной рутиной, мужчин отвезли в палаты и женщин в казармы, где волосы были сбриты.

Но главе Юденрата было приказано остаться на площади. Оркестр, состоящий из шести музыкантов, обычно играл на поверхности между газовыми камерами и гробницами. Они играли без перерыва на инструментах, которые они взяли у убитых. Затем они положили голову Замош Юденрата на стену и избили его с помощью свинцовых наконечников тростей, особенно на голове и на лице, пока кровь не текла. Ирман, жирный гестаповский человек Черный, Шмидт и некоторые аскары сделали пытку. Они приказали своей жертве танцевать и прыгать на ресницы и музыку.

Через несколько часов они принесли ему четверть хлеба и заставили его съесть хлеб. Пытки этого человека продолжались семь часов. В шесть часов вечера гестаповский человек Шмидт подтолкнул его к краю могилы, выстрелил ему в голову и ударил ногой по куче газообразных тел. Было больше индивидуальных инцидентов. Он был идеалом здоровья, силы и молодости. Мы были поражены его хорошим настроением. Он огляделся и почти радостно спросил: «И кому-нибудь удалось выбраться отсюда?» Больше было нужно. Один из немцев услышал это, и они замучили его до смерти.

Они лишили его и повесили его с ног на голову на виселице. Они отрезали его, вытащили на песок и ударили его палочками в горле. Иногда случалось, что прибыл более крупный транспорт, чем обычно. Случилось так, что вместо 50 автомобилей прибыло 60 и более человек. Они выбирали только мальчиков. Весь день они тащили тела к могилам; они были избиты, не давали ни капли воды пить, а были голыми в снегу и на холоде. Вечером преступник Шмидт отвел ее к краю могилы и застрелил ее с Браунинг. Патроны вышли, когда осталось больше дюжины, поэтому он один за другим убил ручкой кирки, пока не осталось никого.

Но активов было мало. Некоторые из них выделялись своей особой и постоянной жестокостью. Это были монстры, за исключением того, что некоторые избили и убили хладнокровно, а другие наслаждались убийством. Им нравилось смотреть на отчаянные, подавленные тени в основном молодых людей. Мы знали, что главный командир лагеря живет в самых красивых домах рядом с железнодорожной станцией Белец. Он редко появлялся в лагере; он пришел только в связи с любым событием.

Это был высокий криминал, энергичный, более сорока, с вульгарным выражением - вот что должен был выглядеть настоящий бандит. Однажды машина убийства сломалась. Он был проинструктирован и ехал на лошади, и он приказал, чтобы машина была отремонтирована и не выпустила людей из пустотных камер. Он задохнулся и умер мучительно на несколько часов дольше. Он сердито сгрудился, кричал и трясся. Он жил один с помощником аскара, который служил ему. Аскар каждый день докладывал ему. Главный командир и многие люди гестапо не имели регулярных контактов с лагерем.

У них была своя столовая и повар из Германии, которые готовили для всех немцев. Из ее семьи никто не приходил, никто не жил с женщиной. Они подняли целых гусей и уток. Люди говорили, что весной они отправляют кукурузные вишни. Ящики, наполненные водкой и вином, ежедневно доставлялись.

У меня есть печи в порядке. Они держали двух молодых еврейских девушек, чтобы вырвать гусей - они бросили мне лук и своего рода репу. Каждый воскресный вечер они собирали лагерный оркестр и выпивали. Только люди гестапо встретились, они съели себя полностью и выпили. Из остатков они что-то бросили музыкантам.

Помимо него, гестаповцы - еще четыре бандита - позаботились о дневном деле: они руководили и направляли всю бойню. Трудно вообразить худших дьяволов. Одним из них был Фриц Иррман, человек в возрасте тридцати, командир отряда, интендант лагеря и специалист по стрельбе детей и стариков. Он совершил всю жестокость с стоическим спокойствием, он был непостижим и молчал - каждый день он рассказывал проклятым, что они купаются, а затем идут на работу. Добросовестный преступник.

Обершарфюрер Фейкс Рейнхольд был жестоким по-другому. Было сказано, что он приехал из Габлонца в Нейсе, женился и отец двоих детей. Он говорил как образованный человек. Если кто-то сразу не понял его, он избил его и закричал. Однажды он приказал раскрасить кухню; еврейский химический врач выполнил заказ и стоял на вершине лестницы под потолком. Ему приходилось спускаться к Фейксу каждые несколько минут, а потом ударился лицом о землю, чтобы лицо мужчины раздулось и было наполнено кровью. Так он и сделал свою работу.