- Адам! - закричал он, покрывая скрежет мотора. -
Как зовут вашу тележку?
- «Лорен-Дитрих», - ответил Козлевич.
- Ну, что это за название? Машина, как военный
корабль, должна иметь собственное имя. Ваш
«Лорен-Дитрих» отличается замечательной скоростью
и благородной красотой линий. Посему предлагаю
присвоить машине название - Антилопа. Антилопа-Гну.
Кто против? Единогласно.
© И. Ильф, Е. Петров, «Золотой телёнок»
А ведь «Лорен-Дитрих» существовал на самом деле, как и ничейный дядя «Студебеккер».
Вскоре после публикации знаменитого теперь романа Ильфу и Петрову здорово влетело от властей за созвучие марки самобеглого экипажа жуликов с ленинским Роллс-Ройсом и одинакового отчества их шофёров - пана Козлевича звали Адам Казимирович, ленинским же шофёром был, как известно, Степан Казимирович Гиль. Насилу братья-литераторы оправдались. А ведь Лорен-Дитрихи в дореволюционной России, да и не только, ценились не ниже легендарных Ройсов…
Марка Лорен-Дитрих (в оригинале пишется Lorraine-Dietrich ) в 1905 году была присвоена автомобилям, выпускавшимся на новом заводе, принадлежавшем барону Эжену де Дитриху. Старое предприятие находилось в принадлежавшей немцам Лотарингии, в городе Ниденбронн. Оно занималось выпуском железнодорожного оборудования, а затем автомобилей под маркой De Dietrich . Новый же завод открыли в 15 километрах от границы, в Люневилле. Автомобили, выпускавшиеся на нём, настолько отличались от ранних конструкций, что владельцы завода решили подчеркнуть это сменой марки, добавив к ней фамилию нового компаньона и по совместительству главного инженера.
Козлевич, несомненно, хотел для привлечения клиентов «омолодить» свой моторизованный экипаж, и поэтому украсил его радиатор эмблемой более новых и престижных Лорен-Дитрихов, на которой красовались лотарингский крест, аисты и аэропланы.
Лорен-Дитрихи вскоре заставили говорить о себе, одерживая победы в гонках как на кольцевой трассе, так и на дальней марафонской дистанции. Машина этой марки победила в гонке Москва–Санкт-Петербург в 1913 году и сразу после финиша приняла участие в автомобильной выставке.
Но и ранние De Dietrich пользовались солидной репутацией – ведь участие в их разработке принял Этторе Бугатти. Впоследствии он стал мировой знаменитостью, а тогда ему было всего 20 лет и за плечами он имел лишь небольшой опыт работы на маленьком заводике Prinetti&Stucchi в родной Брешии. Впрочем, талант сам решает, когда ему проявиться. Первые De Dietrich имели змеевиковый радиатор в виде медной гофрированной трубки, который начищали до блеска, цепной привод ведущих колёс.
Короткая база обеспечивала Дитрихам манёвренность, нелишнюю на гоночной трассе, но дорожные варианты представляли собой слегка улучшенные варианты гоночных со всеми вытекавшими последствиями. В частности, можно было установить лишь один тип кузова – съёмный, типа «тонно». Пассажиры попадали в него через дверцы, служившие одновременно спинками сидений.
«Тонно» имело ещё одну особенность - на него крайне сложно было установить складной матерчатый или кожаный верх для защиты от дождя, поэтому обходились балдахином на стойках. Этот балдахин нередко украшался бахромой.
Вот такая она была, «Антилопа-Гну» - высокая, неуклюжая, помпезная, как старинная карета, с большими задними колёсами, огромным клаксоном и ацетиленовыми фонарями. Но были люди, ценившие эти старинные самоходные экипажи. Ещё до революции их признавали музейными ценностями. А когда музейные фонды попали на рынок, то их приобретали разные люди – например, зощенковский персонаж, которому достались царские сапоги. Не исключением был и Козлевич, купивший раритет с целью заняться на нём частным извозом.
Известные иллюстрации и реплики «Антилопы», например, машина, стоявшая в фойе ресторана «Золотой Остап», основаны скорее на описаниях поздних Лорен-Дитрихов. К слову, фирма благополучно пережила Первую Мировую и в 1923 году разработала скоростную спортивную модель 15CV . Эта машина была предназначена для побед в гонках, прежде всего 24-часовом марафоне на трассе Ле Мана. Она выиграла его дважды - в 1925 и 1926 году, став первой машиной, выигравшей знаменитую гонку дважды, и первой, победившей два раза подряд.
«Порода машины была неизвестна, но Адам Казимирович утверждал, что это «Лорен-Дитрих». В виде доказательства он приколотил к радиатору автомобиля медную бляшку с лорендитриховской фабричной маркой».
И. Ильф и Е. Петров, «Золотой теленок»
Итак, прав ли был Козлевич? Попробуем разобраться…
В сущности, медная бляшка, да еще и собственноручно прибитая, веским аргументом служить не может. Более того, она скорее является косвенным доказательством того, что «Антилопа» – не «Лорен-Дитрих», однако это тоже не факт. К счастью, Ильф и Петров в своем бессмертном произведении уделяют описанию машины довольно много внимания, так что мы вполне можем провести небольшое полудетективное расследование, опираясь исключительно на цитаты из «Золотого теленка». Кстати, подобное внимание к мелким деталям явно свидетельствует о том, что авторы имели в виду какой-то совершенно конкретный автомобиль – возможно, он принадлежал кому-то из них или их знакомых.
При создании художественного фильма "Золотой теленок" (того, где снимались Сергей Юрский и Зиновий Гердт) творческая группа даже провела расследование на тему, что же это за автомобиль. В фильме сняли просто приблизительно похожий автомобиль выпуска начала века (как утверждают знатоки, "Руссо-Балт С24/30", который выпускался с 1909 года), так как воссоздание настоящей "Антилопы" оказалось делом сложным и дорогостоящим
Что же представляла из себя эта знаменитая машина? В телесериале решили не утруждать себя поисками прототипа и как-то попытаться воссоздать "Антилопу", ссылаясь на то, что даже сами авторы не смогли бы утверждать, чем была эта сборная солянка. Ведь, как известно, автомобиль Адама Козлевича был всего лишь приложением к пальме в зеленой кадке, и его появление на рынке "можно было объяснить только ликвидацией автомобильного музея". Чем на самом деле был аппарат за 190 рублей, узнать не удастся никогда. Сам водитель предпочел сделать его "лорен- дитрихом", прикрепив на радиаторе именно эту эмблему..
Итак, Адам Козлевич «… купил по случаю такой старый автомобиль, что появление его на рынке можно было объяснить только ликвидацией автомобильного музея». Еще одним подтверждением более чем солидного возраста машины служит и следующая цитата: « – Оригинальная конструкция, – сказал, наконец, один из них, – заря автомобилизма». Сколько же лет «Антилопе»? Действие «Золотого теленка» происходит году примерно в 1930-31-м; значит автомобиль, который уже тогда выглядел эдаким «динозавром», должен быть выпущен в самом начале ХХ века. Учитывая не очень-то быстрые в то время темпы развития автомобилестроения, определим год выпуска «Антилопы-Гну» где-то между 1898 и 1908 годами. Кстати, это само по себе исключает вариант с «Лорен-Дитрихом», так как выпуск автомобилей под такой маркой начался только в 1909 году, и в начале 30-х они вряд ли могли считаться музейными экспонатами. Конечно, «Лорен-Дитрих» на улице смотрелся так же, как сейчас выглядят «двадцать первая» «Волга» или «Победа», однако в музей ему все же было рановато.
Но вернемся к книге. Вот еще несколько «свидетельских показаний» (выделено мной – В. Н.): «Он выскочил из машины и проворно завел тяжело застучавший мотор». «Балаганов надавил грушу, и из медного рожка вырвались старомодные, веселые, внезапно обрывающиеся звуки…». «Он хлопотливо перетирал тряпочкой медные части…». «Антилопа-Гну» покатила дальше, … колыхаясь, как погребальная колесница». «Паниковский оперся спиной на автомобильное колесо». «Козлевич открыл глушитель, и машина выпустила шлейф синего дыма…». «Тридцать километров «Антилопа» пробежала за полтора часа». «Адам… переменил камеры и протекторы на всех четырех колесах…». «… из ворот постоялого двора, бледно светя фарами, выехала «Антилопа». И последнее: «Антилопы» не было. На дороге валялась безобразная груда обломков: поршни, подушки, рессоры… Цепь сползала в колею, как гадюка».
Какую же полезную информацию можно извлечь из этого вороха цитат? Итак, мотор заводят пусковой рукояткой – значит, стартера нет. Гудок с грушей, исполняющий старомодный танец (древняя машина, древняя!). Медная арматура кузова. Сходство с погребальной колесницей, вероятно, придавал высокий тент-балдахин. Колеса большие, раз на них можно опереться, однако уже с пневматическими шинами. Бледные фары – наверное, ацетиленовые, а не электрические. Приводные цепи. Скорость – двадцать километров в час, причем по не самой плохой дороге.
Что удивительно. Помните, Козлевич мечтал о маслопроводе? Значит, у него стоял четырехцилиндровый движок, на котором только-только была реализована идея подачи масла под давлением. А эта конструкция также появилась после 1904 года.
Наконец, глушитель. Как известно, он замедляет выход в атмосферу отработанных газов, тем самым уменьшая шум выхлопа. Естественно, что часть мощности двигателя расходуется на сопротивление, которое оказывает газам глушитель. Для нынешних автомобилей этот расход не имеет практически никакого значения, однако двигатели начала века были и без того слабыми. Для быстрого разгона, требующего большой мощности, водитель открывал клапан глушителя, и газы свободно, с грохотом выходили в атмосферу.
Словом, сомнений в том, что «Антилопа» является автомобилем выпуска примерно 1901-1905 годов, практически нет. Но главный удар по «лорендитриховской» версии наносят следующие цитаты (выделено мной – В. Н.): «Паниковский, перебирая ногами, ухватился за кузов, потом налег на борт животом, перевалился в машину, как купающийся в лодку, и, стуча манжетами, упал на пол». «Обезумевший Козлевич перескочил на третью скорость, машина рванулась и в открывшуюся дверцу выпал Балаганов». То есть, Паниковский, догонявший «Антилопу» с гусем под мышкой, вынужден был переваливаться через борт, что говорит об отсутствии боковых дверей. Тогда куда же выпал Балаганов? Даже если предположить, что боковая дверь все же была и, к тому же, открывалась против движения (а иначе как бы она открылась от рывка?), то все равно остается неясным, как Шура умудрился в нее выпасть. На первый взгляд, – вопиющее противоречие, однако логичное объяснение ему все же есть.
Балаганов выпал через дверь, находившуюся в задней стенке кузова. Такие кузова назывались «тонно» (в переводе с французского «бочка»), и были достаточно распространены на автомобилях начала века. Задние сиденья находились над осью, они крепились к полу на специальных шарнирах и, поворачиваясь, служили как бы створками дверей. Более того, в некоторых конструкциях поворотным было даже сиденье, соседнее с водительским – это к вопросу о том, что Балаганов мог сидеть спереди, рядом с Козлевичем. Действительно, стоило неплотно закрыть эти «двери», и пассажир вместе с сиденьем выезжал из кузова и, бывало, не удержавшись, падал на дорогу.
Почему я назвал этот факт «ударом по «Лорен-Дитриху»? Да потому, что как раз эта фирма автомобилей с кузовом «тонно» и не выпускала; более того, когда она начала производство, такие кузова уже практически вышли из моды и выпускались считанными фирмами. То есть, вариантов больше не остается: Адам Казимирович безбожно врал – наверное, желая убавить возраст своего автомобиля, дабы поднять его престиж в глазах окружающих, а, может быть, и просто по незнанию присвоив «Антилопе-Гну» первое попавшееся «красивое» название.
Но если «Антилопа» не была «Лорен-Дитрихом», то чем же она тогда была? На этот вопрос ответить гораздо сложнее – ведь авторы не дают ни малейших указаний ни на истинную марку автомобиля, ни хотя бы на страну, его породившую. После тщательного изучения моделей возникает масса вариантов – от более-менее известных фирм до малюсеньких мелкосерийных фирмочек вроде тех, чьи модели представлены на фото. Эти автомобили практически полностью соответствуют описанию, данному Ильфом и Петровым, кроме одной маленькой детали – нет пресловутого тента-балдахина, роднившего «Антилопу» с погребальной колесницей. Однако за исключением этого незначительного отличия, все остальное – гудок, большие колеса, переднее расположение двигателя, наконец (самое главное!) тип кузова – полностью удовлетворяет предъявленные нами требования.
А это возможные варианты Дитриха, судя по книге
Владимир Некрасов
Кое-что о «Лорен-Дитрихе»
История этой марки сама по себе небезынтересна. Корни ее уходят к одной из старейших французских машиностроительных компаний «Де Дитрих» (De Dietrich), основанной аж в XVII веке (!) в Нидербронне, близ Страсбурга. Всю вторую половину XIX столетия эта компания занималась выпуском железнодорожных вагонов, осей, колес и рельсов, а с 1897 года, следуя моде, перешла на изготовление первых автомобилей. К этому времени у фирмы было уже два отделения – в Нидербронне и Люнневилле.
Интересен такой факт: примерно с 1902 по 1905 годы в Нидерброннском отделении работал конструктором некто... Этторе Бугатти, впоследствии создавший одну из престижнейших автомобильных марок мира. Но речь не о нем.
В 1905 году два отделения фирмы приняли решение разделиться, вследствие чего образовались две марки: «Лорен» (Lorraine) и «Де Дитрих». Они вполне успешно существовали независимо друг от друга, однако через несколько лет вновь приняли решение объединиться. Вот так и возникла марка «Лорен-Дитрих», эмблему которой носила на радиаторе «Антилопа-Гну». Марка просуществовала с переменным успехом до 1935 года, когда из-за падения спроса на ее продукцию выпуск автомобилей был остановлен. Однако двигатели «Лорен-Дитрих» пользовались определенной репутацией – их устанавливали даже на некоторые модели аэропланов.
Если кузов еще может свидетельствовать о том, что у Козлевича был очень древний "лорен-дитрих", то двигатель вызывает вопросы. А вот где найти на них ответ? В мире не сохранилось ни одной машины этой марки выпуска до 1907 года. Единственный экземпляр этой фирмы, выпущенный уже позже, был представлен в немецком городке Саарлоуис в прошлом году на международном ралли классических автомобилей
Ну и немного исторических фактов
Л́орен-Д́итрих (фр. Lorraine-Dietrich) - французская компания, специализировавшаяся на выпуске автомобилей и авиационных двигателей с 1896 по 1935 год. Была создана на базе компании по производству железнодорожных локомотивов Société Lorraine des Anciens Etablissements de Dietrich and Cie, более известной как «Дитрих и Ко.» фр. De Dietrich et Cie, основанной в 1884 году Жаном де Дитрихом, перепрофилированное на более прибыльное производство автомобилей.
История
В 1896 году директор завода в Люневиль, барон Адриен Фердинанд де Туркхейм (Adrien Ferdinand de Turckheim), купил права на производство Amédée Bollée. Модель имела горизонтальный сдвоенный двигатель со скользящими (слайдовыми) передачами и ременным приводом, откидной верх, три ацетиленовых фары и лобовое стекло для защиты от ветра, что было очень необычно для того времени. Некоторое время компания использовала двигатели от Bolée, но изготовлением всего автомобиля De Dietrich занималась самостоятельно.
В 1898 году De Dietrich дебютировал на международном соревновании Париж - Амстердам с автомобилем Torpilleur (Торпедо), имевшим четырёхцилиндровый двигатель и независимую переднюю подвеску. Автомобиль был поврежден в пути, но все же занял третье место. Приз был не малым, более одного миллиона золотых франков. В 1899 torpilleur был менее успешным, несмотря на подвесное шасси и четырёхцилиндровый моноблок со сдвоенным карбюратором, плохая подготовка не оставила шансов закончить гонку Тур де Франс.
Разработки Bolée были вытеснены аналогичными от бельгийской компаниии Voiturette Vivinus из Нидербронн-ле-Бен (фр. Niederbronn-les-Bains) и марсельской компаниии Turcat-Méry из Люневиль (Lunéville), помогших в 1901 году выйти из тяжелого финансового положения.
В 1902 году De Dietrich нанял 21-летнего Этторе Бугатти, разрабатывавшего автомобили, которые занимали призовые места в 1899 и 1901 годах, и четырёхцилиндрового двигателя с верхним расположением клапанов на 24 л.с. (18 кВт) и четырёхступенчатой трансмиссией, пришедшего на смену Vivinus. Он также создал 30/35 в 1903 году, перед тем как перешёл к Матис (Mathis) в 1904 году.
В том же году руководство в Нидербронни отказалось от производства автомобилей, в результате чего оно полностью переместилось к Люневиль, вместе с тем с рынком Эльзаса продается компания Turcat-Méry, продукция которой выходила под маркой «Дитрих». Во избежание выпуска продукции с одним и тем же логотипом руководство Люневиль добавило на решетку радиатора крест Лотарингии. Однако, кроме этого знака, автомобили мало чем отличались вплоть до 1911 года. Тем не менее, Lorraine-Dietrich была престижной маркой, наряду с Кроссли и Итала, руководство даже пыталось занять позицию в классе «супер-люкс», выпустив на рынок в 1905 и 1908 годах мелкосерийные шестиколесные лимузины (limousines de voyage) стоимостью ₤ 4000 (20 000 долларов США).
Так же, как и Napiers и Mercedes, репутация Lorraine-Dietrich была построена на участии гонках, прежде всего пилота Чарльза Джаротта (Charles Jarrott), занявшего третье место в 1903 на ралли Париж - Мадрид и 1-2-3 места в 1906 году на ралли Circuit des Ardennes, во главе с Артуром Дюре.
В 1907 году De Dietrich выкупила Isotta-Fraschini, изготавливавших двигатели OHC (Overhead cam) собственной конструкции, в том числе двигатель на 10 л.с. (7,5 кВт), который, как утверждают, был разработан Bugatti. В том же году Lorraine-Dietrich поглощает Ariel Mors Limited в Бирмингеме, с единственной британской моделью двигателя, мощностью 20 л.с. (15 кВт), выставленной на Olympia Motor Show в 1908 году, предложенной для открытого шасси кабриолетов Salmson и Mulliner. (Британское отделение не имело успеха, существовало около года).
На 1908 год De Dietrich представляет линию класса «touring» с цепным приводом на четырёхцилиндровых 18/28 л.с., 28/38 л.с., 40/45 л.с., а 60/80 л.с., по цене от ₤ 550 до ₤ 960 и шестицилиндровых 70/80 л.с. по ₤ 1040. Британская версия отличалась наличием карданного вала. В том же году название автомобильных и авиационных двигателей было изменено на Lorraine-Dietrich.
К 1914 году все de Dietrich уже были с приводом от карданного вала, от моделей 12/16, 18/20, 20/30 класса «touring» и до спортивного четырёхцилиндрового 40/75 (по образу Mercer или Stutz), все были собраны в Аржантее (Argenteuil), Сена-и-Уаза (Seine-et-Oise) (ставшего штаб-квартирой компании в послевоенный период).
После Первой мировой войны
После Первой мировой войны, c восстановлением Лорен во Франции, компания возобновила производство автомобилей и авиационных двигателей. Их 12-цилиндровые авиационные двигатели были использованы в том числе Луи Бреге, IAR и Aero.
В 1919 году новый технический директор Marius Barbarou (преемник Делоне-Бельвиль) представил новую модель с двумя вариантами колесной базы (короткая и удлиненная), A1-6 и B2-6, к которым три года спустя присоединилась B3-6. Был использован тот же 15 CV (11 кВт) 3445 см³ с шестью цилиндрами и верхним расположением клапанов, полусферической головкой блока цилиндров, алюминиевыми поршнями, и четырьмя подшипниками коленчатого вала.
Нацеленность на то, чтобы «показать лучший результат», привела к созданию в 1924 году 15 Спорт, с двумя системами смесеобразования, увеличенными клапанами, и Dewandre-Reprusseauсервоприводом тормозной системы на все четыре колеса (это в то время, когда тормоза любой конструкции на все четыре колеса были редкостью), который был сопоставим с 3-литровым Bentley, причём15 Спорт обошёл его в 1925 году, выиграв Ле-Ман, а в 1926 году Блох и Андре Rossignol выиграли, показав среднюю скорость 106 км/ч (66 миль/ч). Lorraine-Dietrich, таким образом, стала первой маркой, выигравшей Ле-Ман дважды, и первой, победившей в течение двух лет подряд.
Это способствовало популярности универсала 15s.
К 15 CV до временем добавились 2297 см³ 12 CV (10 кВт) четырёх- (до 1929) и 6107 см³ 30 CV (20 кВт) шестицилиндровые (до 1927), в то время как 15 CV сохранился вплоть до 1932 года; 15 CV Спортуступил первенство в 1930 году и провёл свою последнюю гонку в 1931 году Ралли Монте-Карло, когда Donald Healey на Invicta обошёл шедшего нос в нос Жан-Пьера Wimille на одну десятую секунды.
Смена имени
Семья De Dietrich в 1928 году продала свою долю в компании, ставшей после этого просто Lorraine.
Окончание производства автомобилей
15 CV пришёл на смену 4086 см³ 20 CV (15 кВт), который был выпущен в количестве лишь нескольких сотен. Производство автомобилей стало невыгодно, и после провала модели 20 CV концерн прекратил производство автомобилей в 1935 году.
В 1930 году De Dietrich был поглощен авиационной Societe Generale, и завод в Argenteuil был преобразован в создание авиационных двигателей и шестиколёсных грузовиков по лицензии Tatra. К 1935 году Lorraine-Dietrich ушёл из автомобильной промышленности. Во время Второй мировой войны Lorraine сосредоточилась на производстве военных транспортных средств, таких, как бронетранспортёрыLorraine 37L.
Завод Lunéville вернулся к производству железнодорожных локомотивов. По состоянию на 2007 год он по-прежнему работает под маркой De Dietrich Ferroviaire.
Победы Lorraine-Dietrich в соревнованиях
Adrien de Turckheim занимал призовые места между 1896 и 1905 годами на многих гонках в Европе. Например, его победа в 1900 в Страсбурге.
Les " Lorraine " ont été engagées dans plusieurs courses automobiles, et ont gagné plusieurs trophées, parmi lesquels:
1903 - Париж - Мадрид: победа Fernand Gabriel.
1907 - Москва - Санкт-Петербург: победа Duray.
1912 - Grand Prix de Dieppe: победа Hémery и установлены рекорды 3 и 6 часов 152,593 и 138,984 км/ч.
1924 - 24 часа Ле-Мана: экипаж Henri Stoffel-Édouard Brisson - 2-е место, экипаж Gérard de Courcelles-André Rossignol - 3-е место.
1925 - 24 часа Ле-Мана: экипаж Gérard de Courcelles-André Rossignol выигрывает гонку, а экипаж de Stalter-Édouard Brisson - 3-е место.
1926 - 24 часа Ле-Мана: Lorraine-Dietrich B3-6 - 3 первых места и рекорд 106,350 км/ч.
Рассказ о человеке который стал прототипом Адама Казимировича в Золотом теленке.
Бессменный водитель “Антилопы Гну” Адам Казимирович Козлевич, на автомобиле которого великий комбинатор вместе со своими спутниками совершил знаменитый автопробег, владелец первого в городе Арбатове частного автопроката, закончил тем, что остался без своего любимого автомобиля. Вместе с “Антилопой”, от которой после непосильной для нее дороги осталась лишь груда обломков, бывший уголовник Козлевич лишился и своей мечты о честной жизни. Выйдя после очередной отсидки, беспрестанно нарушавший Уголовный кодекс Адам Козлевич вдруг решил работать честно. Он устроился в московский гараж, где и произошла его эпохальная встреча с Остапом Бендером.
А вот встреча крестного отца великого комбинатора Петрова с прототипом образа Козлевича произошла в Ярославле. Иосиф Карлович Сагассер, чешский подданный, основал здесь первое частное такси. Сюда по заданию редакции приехал фельетонист “Гудка” Евгений Петров. Первое, что он увидел, сойдя с поезда на Привокзальной площади, был потрепанный автомобиль с заманчивым названием “Эх, прокачу!”. Разъезжая по Ярославлю на извозчике с мотором, журналист и писатель, конечно же, не удержался от разговоров “за жизнь” с таксистом, в результате которых и родился персонаж “Золотого Теленка” Адам Козлевич.
Однако судьба реального владельца частного автопроката была куда более трагична, нежели его литературного собрата. Адам Козлевич лишился только своей “Антилопы”, тогда как Иосиф Сагассер – самой жизни.
На пожелтевших листах архивного уголовного дела НКВД, датируемого январем 1938 года, раскрывается трагическая история владельца первого в Ярославле частного автопроката, или, как он именуется в деле, “легкового извозчика” Иосифа Сагассера.
Как следует из протоколов допросов, Иосиф Карлович в 1914 году, спасаясь от немецкой оккупации, бежал сначала в Польшу, а потом в Россию, где осел в Ярославле. Прибыл он сюда с законной супругой Эмилией Анатольевной, вместе с которой приобрел дом с хозпостройками на улице Малая Пролетарская. Позже эти самые хозпостройки он и приспособил под гараж, где содержался его автопарк. Для ведения домашнего хозяйства чешская чета наняла молодую домработницу Прасковью Козыреву, которая вскоре стала сожительствовать с хозяином вместо его престарелой супруги, которой на момент ареста Сагассера исполнилось уже 62 года. В протоколах допросов Иосиф Карлович по-джентльменски назвал обеих дам своими женами.
Арестовали Сагассера в январе 1938 года в рамках разнарядки, спущенной в 1937 году Ежовым из Москвы во все российские города по очистке коммунистических рядов “от контрреволюционных элементов”, в разряд которых, помимо бывших офицеров царской и Белой армии, входили и лица нерусской национальности и гражданства – латыши, эстонцы, поляки, чехи. Вот в эту-то мясорубку и попал ярославский таксист.
Ко времени ареста в его автопрокате было уже два автомобиля: первую машину Сагассер приобрел в исполкоме за 1100 рублей с рассрочкой в один год. Вторую он умудрился купить в НКВД при посредничестве некоего Федора Малкина, работника ведомственного гаража, позже уволенного с работы за пьянку и попавшего в железные объятия НКВД. Эта самая покупка и сыграла роковую роль в судьбе таксиста -на допросе Малкин заявил, что якобы в ходе переговоров о покупке машины он завербовал Сагассера для шпионской работы в пользу латвийской разведки.
Кстати, с самого начала этот автомобиль доставил своему хозяину немало хлопот, которые живописали в романе Ильф и Петров: “С машиной пришлось долго возиться. Выискивать на базарах недостающие части, латать сиденья, заново ставить электрохозяйство”. В реальности же ни на каких базарах запчасти тогда не продавались, и, как признается на допросах следователю Сагассер-Козлевич, он покупал их с рук у частных лиц, которые позже также попали под маховик НКВД.
Следствие шло явно не в пользу Иосифа Карловича. Несмотря на то что он начисто отрицал свою причастность к какой бы то ни было разведке, 10 января 1938 года ему было предъявлено обвинение в шпионаже против СССР, а месяц спустя в закрытом судебном заседании без участия сторон обвинения и защиты и без вызова свидетелей суд приговорил его к 10 годам лишения свободы с конфискацией имущества и поражением прав на 5 лет.
В своем последнем слове Сагассер, который так и не признался в контрреволюционной деятельности, сказал: “Я по своему мировоззрению не могу вести борьбу против русских славян народа в пользу немцев, которые веками угнетали чешский народ”.
Иосиф Сагассер пишет жалобу на приговор суда с требованием проведения очных ставок с теми, кто его оговаривал. Кассационная инстанция проявляет невиданное по тем временам снисхождение, направляя дело Сагассера на доследование, однако те, кто давал на него показания, к тому времени уже были расстреляны. И все же следующий суд признал владельца автопроката виновным. Правда, срок отбывания наказания снизил до 5 лет, а также отменил приговор в отношении поражения прав Сагассера, ибо он, как иностранный подданный, таких прав не имел.
Просидев в общей сложности года три, Адам Козлевич пришел к той мысли, что гораздо удобнее заниматься честным накоплением своей собственности, чем тайным похищением чужой. Эта мысль внесла успокоение в его мятежную душу.
После двух лет работы в одном из московских гаражей он купил по случаю такой старый автомобиль, что появление его на рынке можно было объяснить только ликвидацией автомобильного музея. Ремонт был увенчан окраской машины в ящеричный зеленый цвет. Порода машины была неизвестна.
Город Арбатов, лишенный автомобильного хозяйства, понравился шоферу, и он решил остаться в нем навсегда.
Адаму Казимировичу представлялось, как трудолюбиво, весело и, главное, честно он будет работать на ниве автопроката.
Представлялось ему, как ранним собачьим утром дежурит он у вокзала в ожидании московского поезда. Завернувшись в рыжую коровью доху и подняв на лоб авиаторские консервы, он дружелюбно угощает носильщиков папиросами. Где-то сзади жмутся обмерзшие извозчики.
Но вот слышится тревожный звон станционного колокола. Это - повестка. Пришел поезд. Пассажиры выходят на привокзальную площадь и с довольными гримасами останавливаются перед машиной. Они не ждали, что в арбатовское захолустье уже проникла идея автопроката. Трубя в рожок, Козлевич мчит пассажиров в Дом крестьянина. Работа есть на весь день, все рады воспользоваться услугами механического экипажа. Козлевич и его верный « Лорен-Дитрих » - непременные участники всех городских свадеб, экскурсий и торжеств. Но больше всего работы летом. По воскресеньям на машине Козлевича выезжают за город целые семьи. Раздается смех детей, ветер дергает шарфы и ленты, женщины весело лопочут, отцы семейств с уважением смотрят на кожаную спину шофера и расспрашивают его о том, как обстоит автомобильное дело в Северо-Американских Соединенных штатах (верно ли, в частности, то, что Форд ежедневно покупает себе новый автомобиль).
Так рисовалась Козлевичу его новая чудная жизнь в Арбатове. Но действительность в кратчайший срок развалила построенный воображением Адама Казимировича воздушный замок со всеми его башенками, подъемными мостами, флагами и штандартами.
Сначала подвел железнодорожный график. Скорые и курьерские поезда проходили станцию Арбатов без остановки, с ходу принимая жезлы и сбрасывая почту. Смешанные поезда приходили только дважды в неделю. Они привозили народ все больше мелкий: ходоков и башмачников с котомками, колодками и прошениями. Как правило, смешанные пассажиры машиной не пользовались.
Как правило, смешанные пассажиры машиной не пользовались. Экскурсий и торжеств не было, а на свадьбы Козлевича не приглашали.
Однако загородных прогулок было множество. Но они были совсем не такими, о каких мечтал Адам Казимирович. Не было ни детей, ни трепещущих шаферов, ни веселого лепета.
В первый же вечер, озаренный неяркими керосиновыми фонарями, к Адаму Казимировичу, который весь день бесплодно простоял на Спасо-Кооперативной площади, подошли четверо мужчин. Долго и молчаливо они вглядывались в автомобиль. Потом один из них, горбун, неуверенно спросил:
Всем можно кататься?
Всем, - ответил Козлевич, удивляясь робости арбатов ских граждан. - Пять рублей в час.
Мужчины зашептались. До шофера донеслись страстные вздохи и слова: «Прокатимся, товарищи, после заседания? А удобно ли? По рублю двадцати пяти на человека не дорого. Чего ж неудобного?..»
Несколько минут пассажиры молчали, подавленные быстротой передвижения, горячим запахом бензина и свистками ветра. Потом, томимые неясным предчувствием, тихонько затянули: «Быстры, как волны, дни нашей жизни». Козлевич взял вторую скорость. Промелькнули мрачные очертания законсервированной продуктовой палатки, и машина выскочила в поле на лунный тракт.
«Что день, то короче к могиле наш путь», - томно выводили пассажиры. Им стало жалко самих себя, стало обидно, что они никогда не были студентами. Припев они исполнили громкими голосами:
«По рюмочке, по маленькой, тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом».
Стой! - закричал вдруг горбун. - Давай назад! Душа горит!
В городе седоки захватили много белых бутылок и какую-то широкоплечую гражданку. В поле разбили бивак, ужинали с водкой, а потом без музыки танцевали.
Истомленный ночным приключением, Козлевич весь день продремал у руля на своей стоянке. А к вечеру явилась вчерашняя компания, уже навеселе, снова уселась в машину и всю ночь носилась вокруг города. На третий день повторилось то же самое.
Ночные пиры веселой компании под предводительством горбуна продолжались две недели кряду. Радости автомобилизации оказали на клиентов Адама Казимировича странное влияние: лица у них опухли и белели в темноте, как подушки. Горбун с куском колбасы, свисавшим изо рта, походил на вурдалака.
Они стали суетливыми и в разгаре веселья иногда плакали. Один раз бедовый горбун подвез на извозчике к автомобилю мешок рису. На рассвете рис повезли в деревню, обменяли там на самогон-первач и в этот день в город уже не возвращались. Пили с мужиками на брудершафт, сидя на скирдах. А ночью зажгли костры и плакали особенно жалобно.
Все шло совсем не так, как предполагал Адам Казимирович. По ночам он носился с зажженными фарами мимо окрестных рощ, слыша позади себя пьяную возню и вопли пассажиров, а днем, одурев от бессонницы, сидел у следователей и давал свидетельские показания.
Новые пассажиры, подобно первым, явились под покровом темноты. Они тоже начали с невинной прогулки за город, но мысль о водке возникла у них, едва только машина сделала первые полкилометра. По-видимому, арбатовцы не представляли себе, как это можно пользоваться автомобилем в трезвом виде, и считали авто-телегу Козлевича гнездом разврата, где обязательно нужно вести себя разухабисто, издавать непотребные крики и вообще прожигать жизнь.
Отрвывок из романа "Золотой теленок". Иллюстрации Кукрыниксов.
Компаньоны помчались в Алупку. В пути Остап весело говорил:
Урожайный сегодня день, детушки, не кажется ли вам? Узнали имя сестры фотолаборанта - Елена Карловна Мильх, раз. Повидались и провели беседу с бывшей горничной графини и её «Вадымом», два. Встретили старпома двухшхунника и воочию увидели конец наших смертельных обидчиков и в то же время увидели, как наш нахальный конкурент выбит из седла. Три.
Кого это вы имеете ввиду, командор? - обернулся к нему Балаганов.
Ох, Шура, вы меня иногда удивляете своими здравыми рассуждениями, но часто и своим недомыслием. Кто же у нас конкурент? Конечно же тот самый старпом с «Тринакрии» и «Гализоны».
А Кальцельсон Мишель? - не сдавался Балаганов.
Э-э, как я понимаю, братец Шура, этот греческий негоциант теперь для нас не конкурент, - покачал головой Козлевич.
Вот именно, не конкурент. Что он может предпринять без своего турецкого заданиедателя, - заключил Бендер.
Служебный день во дворце-музее уже закончился. Остап поинтересовался:
Не ушел ли еще экскурсовод Березовский?
Ушел, ушел, товарищи, - ответила служительница, собирая в ящик матерчатые лапти для экскурсантов. - Завтра приходите, он очень знающий экскурсовод, товарищи, - посоветовала она.
Благодарю, уважаемая, - отошел от двери Бендер.
Оставив своих друзей у машины, Остап направился в хозяйственный корпус. Но комнатушка Березовских была заперта. Выглянувшая из двери соседка сказала:
К ним пожаловали важные господин с дамой и они, видать, с ними ушли. По всей вероятности в парк прогуляться, - добавила она.
Остап вернулся к компаньонам и распорядился:
Адам, если вы желаете прогуляться с нами, то определите наш лимузин и в парк.
А что тут определять, Остап Ибрагимович. Вижу нашего знакомого Иваныча, на дежурство вышел.
Вот и классно, поручите ему. Дайте рублевку на водку. Остап и Балаганов устремились по парку. Вскоре их догнал и непревзойденный автомеханик компаньонов. Бендер сказал:
Загадка номер один, братцы. Кто это пожаловал в конце служебного дня к бывшему верному служаке дома Романовых? Важный господин с дамой, - подсказал им затем Остап.
Важный господин с дамой? - задумался Балаганов.
А вы что скажете, Адам?
Козлевич, что было весьма редко, рассмеялся, хлопнул в ладоши и выпалил:
Мишель Кандельсон и та его женушка!..
Верно, командор, как это я сразу не подумал, конечно же, они. Кто бы это еще мог! - победоносно подтвердил Балаганов, как будто не Козлевич, а именно он разгадал этот никчемный ребус.
Компаньоны деловито шагали по одной аллее, по другой, отыскивая глазами Березовских со своими гостями.
Разойдемся, наверное, по аллеям, так быстрее найдем их, - и только это произнес Бендер, как Балаганов закричал:
Смотрите, смотрите, командор, Адам, вот они!
Бендер и Козлевич обернулись и увидели, как по боковой аллее по направлению к ним шли Канцельсон с Анной Кузьминичной, а рядом с ними, к искреннему их удивлению, шли супруги Березовские.
Скорее в боковую аллею, нет надобности, чтобы они нас видели, - скомандовал Бендер и громадным шагом ринулся по тропе, ведущей в сторону. Козлевич и Балаганов заспешили за ним.
Когда отдалились от нежелательной встречи, Остап сказал:
Вот нам и приходится удивляться, компаньоны-акционеры. С чего бы это вновь греческо-турецкому негоцианту разгуливать с бывшим служакой дома Романовых?
Да, Остап Ибрагимович, - Судя по вашему рассказу, как он пожимал плечами и заверял вас, что понятия не имел о последних днях графини перед отъездом, то, конечно, странно такое. Что у него может быть общего с Канцельсоном? - усмехнулся Козлевич.
И я так думаю, командор, - поддакнул Балаганов.
Компаньоны, оставив справа Солнечную поляну, миновали слева разросшийся кедр гималайский, громадный тис ягодный, покрытый темно-зеленой хвоей и красавец платан восточный. И остановились у мостика через овраг, густо заросшего грабом, кленом, ясенем и терпентинным деревом. Отсюда, среди изумрудно-зеленого ковра газона, на фоне придвинувшегося леса и диких обрывов яйлы и шпилей Ай-Петри, открывался изумительный вид. Но им было не до любования красотами природы.
Значит, и вы так думаете, Шура? - спросил Бендер. - Вы правильно думаете, голуби. Но забываете то, что жена Мишеля Анна Кузьминична и тот же самый Березовский долгое время были в графских упряжках. Вот он и пожаловал со своей супругой к нему чтобы выполнить указание старпома с «Гализоны», Вот какое я нахожу объяснение этому, камрады.
Так это так, командор, но очень интересно нам бы узнать, что говорит ему Кальценсон, какие будут у них…
Совместные действия, Остап Ибрагимович, - дополнил Козлевич, вытирая платком рот.
Вот это нам и надо выяснить. Но как? Если меня Анна Кузьминична лицезрела уже…
Женушка Кальценсона меня видела в Севастополе, - усмехнулся Балаганов.
Следовательно, вы, Шура, и я, уже не проходим для слежки, а тем более для контакта с ними. Остаётся…
Остаюсь я, Остап Ибрагимович, - пригладил платком свои кондукторские усы Козлевич.
Вот именно вы, Адам Казимирович. Мы будем знакомиться с их действиями на расстоянии, а вы вблизи их. И по вашей информации мы и будем предпринимать наши шаги, - определил Бендер, и, немного помолчав, он промолвил:
Сегодня ночуем в Алупке. Прошу вас, Адам Казимирович, последовать за нашими поднадзорными. Видите, они остановились возле чилийской араукарии. Пристройтесь поближе, возможно, вам удастся их разговор подслушать. Вас будем ждать в гостинице, господин сыщик.
Пошел, братцы, они уже идут к озеру… - зашагал от своих друзей Козлевич.
Бендер и Балаганов некоторое время наблюдали издалека за ним и своими поднадзорными и, немного погуляв по парку, пошли в гостиницу.
Сняв свои любимые штиблеты, Остап растянулся на кровати и, смежив веки глаз, зевнул, чувствуя, что засыпает.
Треть своей жизни человек проводит во сне. А часть людей и половину её. Некоторые же умудряются спать и того больше.
Сон часто называется меньшим братом Смерти. Такое определение возникает потому, что во сне человек удален от суетливой жизни. А, может быть, понимаются причины естественного характера? Наука лишь немногим меньше двух десятилетий назад заинтересовалась исследованием сна. Результаты этих исследований, к сожалению, еще мало известны широкому кругу. Одним словом, что такое сон, точного определения наука не дает. Но говорит: «Периодически наступающее физиологическое состояние у человека и животных; характеризуется почти полным отсутствием реакции на внешние раздражения, уменьшением активного ряда физиологических процессов».
Вот и всё. Понимаете, как хотите.
Мое дело плохо, - сочувственно сказал вслух Остап, ворочаясь с боку на бок. - И снов порядочных что-то нет…
И ему вспомнился бывший попечитель учебного округа Федор Никитич Хворобьев, с которым он встретился в поисках сарая, где можно было бы спрятать и перекрасить «Антилопу».
Монархиста-одиночку Хворобьева мучили сны. Но не из прошлой его жизни при царском режиме, а сны советского строя, сны о его службы в Пролеткульте, откуда он сбежал. И Бендер сочувственно ему тогда сказал: «… Ваше дело плохо. Раз вы живете в Советской стране, то и сны у вас должны быть советские. Но я вам помогу…"
А помог я ему? - задал сам себе мысленно вопрос Остап. - Пообещал устранить его кошмарные просоветские сны на обратном пути, - засмеялся беззвучно он. - После автопробега… А что я ему говорил? Ах, да, что лечил еще других по Фрейду. Сон, мол, - это пустяк. Главное - это устранить причину сна, толмачил я ему тогда. И подчеркнул, что основной причиной его снов, является самое существование советской власти… Как только Советской власти не станет, старику сразу станет легче… Но в данный момент я устранить ее не могу, у меня просто нет времени - беззвучно продолжал смеяться он. - Быт определяет сознание. Верно. А поскольку клад графини мной еще реально не осязаем, не бытует в моих руках, то и снов о нем нет и быть не может, - подвел итог Бендер своим выводам, засыпая.
Но великий предприниматель, искатель новых миллионов оказался не прав. Вначале Остап видел себя во сне юношей. Он шел по городу Дерибаса, Ланжерона, Ришелье в полуобеденный зной.
Витрины магазинов были прикрыты полосатыми тентами. За ними и стеклами залежалые товары скучали за покупателями, которые предпочитали в этот час теплое кисельное море, а не магазины.
В порту протягивались товарные вагоны, стукаясь тарелками буферов, попыхивали дымом и паром маневренные «кукушки», посвистывали стрелочники.
У причалов стояли иностранные пароходы. Бронзовый Дюк де Ришелье простирал руку к морскому простору, проглаженому, казалось, огромным утюгом его синеву.
Лавки бульваров ломились под тяжестью заморских фруктовых плодов. В бочонках разнообразная рыба хранилась под синими кусками льда.
Пятнистые стволы платанов бульвара дышали зноем. Под аркадой знаменитого оперного театра - ни души. Чугунно-синие скульптуры его безмолвно взирали на раскаленную солнцем площадь.
На углу неподвижно сидел на козлах понурый извозчик в синем кафтане и в клеенчатой шляпе. И красные спицы его дрожек застыли в ожидании седока.
В этот невыносимо знойный день Остап шел по городу. Потом он оказался в большом зале. Сидя на мягком диванчике, рядом с пареньком в форменной одежде.
Вы из реального? - спросил его дружески Остап.
Нет, я из кадетского, - нехотя ответил тот.
Остап присмотрелся и действительно, тот был в форме курсанта кадетского корпуса.
Вы тоже со своими стихами? - спросил еще Бендер..
Да вот… - неопределенно промолвил кадет, тряхнув своим рулончиком бумаг.
О чем они тогда говорили Остап вспомнить никак не мог, но лицо этого кадета Бендер запомнил почему-то очень хорошо, видел его как наяву.
Да, снится то, что вокруг меня в прошлом существовало… - сонно промолвил Остап, вновь засыпая.
Интересно… где это мы с ним встречались после этого? - промолвил вслух великий мыслитель. Он повернулся на другой бок и уснул. И снился ему, по всей вероятности, уже не город Ришелье, Дерибаса и Ланжерона, а совсем другой. Видел он себя в парадной столовой Воронцовского дворца. Он сидел за длинным полированным столом, богато сервированным дорогой посудой и приборами. Напротив его похаживала вдоль стола дама аристократического вида. Остап спросил:
Вы графиня Воронцова - Дашкова? Елизавета Андреевна?
Разумеется, сударь, - ответила женщина смеясь.
О, графиня! Где же ваши золотые и серебреные кубки итальянских и французских мастеров прошлого века? Ваши спрятанные драгоценности?
Графиня, продолжая смеяться, ответила:
Ищите. Найдете, по праву ваши будут.
Так где же?! Где?! - криком спросил Остап её.
Но, удаляясь из зала, продолжая смеяться, графиня указала рукой вниз, и исчезла из видимости. И сколько Бендер не напрягал свой взор, привстав из-за стола, графини он больше не видел. Но еще уловил:
Ищите, ищите… - еле слышимые слабеющие слова откуда-то издалека, будто из поднебесья.
Бендер проснулся. И не только проснулся, а сразу же вскочил с постели. Неясным взглядом обвел комнаты.
В комнате он спал один. Балаганов с Козлевичем спали в соседней. Бендер встал и прошел к ним. Его друзья-единомышленныки мирно спали. Когда он приоткрыл дверь, то увидел что постель Адама Казимировича была нетронутой. А на другой кровати, богатырски посапывая, спал Балаганов. И Остап вспомнил, что Козлевич предавался любовному порыву и в эту ночь пребывал на свидании со своей молодой полькой. После встречи с ней в ресторане, когда уехал ее кавалер, а она пребывала еще в санатории, то он, обуреваемый любовным угаром, - всё свободное время свиданичал с ней.
Ищите. Найдете, по праву ваши будут… - промолвил вслух слова графини-призрака Остап, сонно глядя на смотревших на него своих компаньонов.
В гостиницу Адам Казимирович возвратился уже ночью и под изрядным хмельком. И вот что он рассказал своим «братцам»…
… Что говорили между собой поднадзорные до слежки за ними, Адам Казимирович не мог, разумеется знать. А когда пристроился неподалеку, то услышал:
Я набираюсь смелости, Петр Николаевич и Ксения Алексеевна пригласить вас отужинать в ресторан по случаю нашей второй встречи, - с поклоном приглашал греческо-турецкий негоциант.
Отчего же нет? Что ответим любезнейшая Ксения Алексеевна, на приглашение? - взглянул на супругу Березовский.
О, как давно, мы бывали в обществе, - вздохнула дама. - И хотя не в то общество, в какое вы нас приглашаете, но всё же… Я не отказываюсь, господа.
Весь этот разговор, наострив, как говорится, до предела уши, слышал новоиспеченный агент великого предпринимателя, Адам Казимирович. Он проследил, как две пары вошли в ресторан, где заливался модной мелодией небольшой оркестрик. Видел как дамы и их кавалеры уселись за четырехместный стол, как к ним подскочил официант и начал угодливо принимать заказ. Козлевич уселся за соседний стол, но разговор поднадзорных он уже не мог слышать. Говорили они негромко, а если бы и громко, то их слова заглушала музыка. Наблюдающий за ними тоже сделал заказ и решил скрасить не только свое одиночество, в этот, час, но и нахлынувшее на него сентиментальное настроение. Когда оркестр заиграл любимый им полонез Огинского.
Козлевич пил и в такт мелодии покачивал свой корпус. А когда оркестр закончил играть полонез, он осушил очередную рюмку водки, вытер усы салфеткой, встал и подошел к паре сидящей за отдельным столом.
Прошу пани и пана извинить меня, но не поляки ли вы? - обратился он к ним по-польски.
Кавалер молоденькой дамы засмеялся и ответил по-русски:
Нет, нет, товарищ, не поляки мы. А что вас побудило спросить это? - доброжелательно посмотрел на Козле-вича он и взглянул на смеющееся личико своей дамы.
Я видел как вы заказывали любимую мою музыка, волшебный полонез Огинского, и я подумал…
Девица вдруг сказала Козлевичу по-польски:
Он не поляк, но я полька. Полонез Огинского тоже мой любимый.
Адам Казимирович зашевелил свои усы над улыбающимися губами и промолвил:
Очень приятно это слышать, пани. Разрешите представиться, Адам Каземирович Козлевич.
Очень приятно, пан. Барбара Пшишевская, - склонила чуть голову представилась полька, не вставая с места.
Прекрасно… Ну, коль уж завязывается знакомство, то разрешите и мне представиться, - встал кавалер Пшешинской. - Евгений Владиславович Голубев, - кивнул он головой в знак подтверждения.
Очень приятно…
Не угодно ли присесть к нашему столу? - пригласил затем Голубев. - Я как вижу вы в одиночестве здесь.
Нет-нет, благодарю вас, благодарю, - поспешил отказатья Козлевич. - Время позднее и мне пора…
Адам Казимирович увидел, что его поднадзорные расплачиваются и собираются уходить. Оставаться ему в ресторане никак было нельзя.
Мы будем рады видеть вас, Адам Казимирович, - улыбаясь сказала по-польски Барбара. - Мы отдыхаем здесь в санатории «10 лет Октября». Приходите, пожалуйста, в гости, прошу вас. Корпус девятый, это Шуваловский корпус, палата - четыре.
Да, да, милости просим, Адам Казимирович, - вынужденно пригласил его и Голубев, ревниво посматривая на свою даму.
Очень вам благодарен за приглашение, возможно, воспользуюсь им, - склонил высокосветски усатую голову непревзойденный автомеханик и заспешил за своими поднадзорными, которые уже выходили из зала.
Держась в тени, он проводил их до хозяйственного корпуса дворцового комплекса и определил, что Канцельсон и его супруга остановились на постой у Березовских.
Вот что подробно поведал Адам Казимирович своим «братцам», возвратясь в гостиницу. Рассказывая, он часто попивал маленькими глотками из графина воду. От изрядного количества выпитой водки и остроперченого шашлыка его одолевала жажда.
Утром компаньоны проследили, как Березовские проводили своих гостей, и когда Петр Николаевич направился на службу, его встретил Бендер и, пожелав ему доброго утра, сказал:
Случайно видели вас вчера в парке в обществе Канцельсона Петр Николаевич. Что за причина, что он вновь посетил вас?
Вот-вот, я полагал, что вы объявитесь с таким вопросом. Убедительно просил меня, снять копию плана главного корпуса дворца.
Что я… Разумеется, пообещал. Но когда он объявится вновь, я ему скажу, что мне категорически запретили перерисовывать этот план. А если ему угодно, то этот план под стеклом висит в проходном вестибюле центрального корпуса. Там, где и проходят группы наших экскурсий. Вот пусть и постарается как-то сам срисовать этот план… Вот так я ему и скажу тогда. И вот еще что… - помолчал он немного. - Вчера была во дворце бывшая горничная графини Екатерина Владимировна. С супругом своим. Поговорили о том, о сем, о жизни. Я не мог уделить им много внимания. Так как меня торопила служба. Но я заметил, когда проводил вторую группу, то увидел, как её муженек и она очень внимательно рассматривали этот самый план центрального корпуса дворца. Я сделал вид, что я их не замечаю и поторопил экскурсантов следовать за мной.
Любопытно, любопытно… - протянул Остап. - Значит, интересуются конкуренты, Петр Николаевич. Знать бы, что они знают и что затевают.
Ох, Богдан Османович, трудно сказать. Как я понял, сокровища покойной графини Воронцовой-Дашковой многим не дают покоя. Ну, не извольте обидеться, но мне пора принимать группу, - раскланялся с Бендером Березовский.
До свидания, уважаемый Петр Николаевич, до свидания. Весьма вам благодарен. При надобности, я к вам обращусь. Привет глубокочтимой Ксении Алексеевне.
Непременно передам, непременно, Богдан Османович.
Остап вернулся к своим единомышленникам, поведал им узнанное подробно и сказал.
Вот вам и объяснение визита сюда старпома «Тринакрии»-«Гализоны» и Канцельсона со своей супругой. Старпом дал ему задание, а Мишель, чтобы выполнить это задание и обратился к тому же Березовскому. Всё, детушки, здесь нам пока делать нечего, план дворца… Да, вот что еще, камрады, планом дворца интересовалась Екатерина со своим «Вадымом», поэтому они и приезжали сюда…
Конечно же неспроста, я же говорил, - вставил Балаганов.
Верно, не для воспоминаний о своей прежней службе, - погладил усы Козлевич.
А вот если план понадобится нам, мои верные помощники то мы незаметно перерисуем его в три руки.
Каждый свою малую часть, а потом и соединим.
А-а, как и тот текст в нашей беспроигрышной лотереи, - захохотал Балаганов.
Да, как тот текст, детушки. Шура, перерисовывает левую часть плана, я - центральную, а вы, Адам, правую, - пояснил Остап.
Шутя и балагуря компаньоны в этот день расстались с Алупкой, с её историческими достопримечательностями и вернулись в Ялту.
| |