Зима 44-го. Поздний вечер.
Отделение целый день идёт по лесу. До города, куда идут солдаты, осталось километров 15-20.
Однако, ночь на носу. В лесу/поле ночевать не очень хочется. Дозор обнаружил на лесной поляне "ригу". Осмотрели - вроде, порядок. Заброшена, никем не используется. Комод принял решение ночевать в ней.

Поужинали не разводя огня(мало ли!), назначили наряд, легли спать. Наряд решили оставить внутри - снаружи заметен на снегу будет, а тут, если что, услышит, успеют приготовиться. Отбой...

Через какое-то время дежурный трясёт комода - командир, тут кто-то есть!
Не понял. Кто?! Где?!
Дежурный поясняет. Как только все улеглись, снаружи заскрипел снег. Будто кто-то идёт. В щёлку двери никого не видно. Потом стало слышно, что кто-то идёт вокруг сарая. Вот, послушай!...

Действительно, было слышно, как скрипит снег - будто идёт кто.
Вроде, один. Хм. Как пройдёт дверь, выскакиваем. Там - по обстоятельствам... Пошли!
Толкнув дверь, выскочили наружу, разбежались. Вокруг уже зимняя ночь. Тишина. Никого. Хм. Поискали следы - нету. Никаких.
Блин, пошел я спать. Если что опять,буди. Комод заснул.

Через какое-то время дежурный снова услышал скрип снега, будто кто-то идёт. Толкает командира - опять! Тот чертыхнулся, прислушался. Скрипит, собака! Надо решать кардинально - отделение, подъём!(почти шепотом). Солдаты мгновенно и молча проснулись, инстинктивно проверили . Комод убедился, что все в норме. К бою! Снаружи кто-то есть. По звуку - слева. Выходим, рассредотачиваемся, действуем по обстановке. Вперёд!

Отделение выскочило из сарая, рассыпалось, залегло. Ночь. Зима. Тишина. Никого. Шопипец! Обследовали всё поле - следов нет. Обследовали стены, крышу сарая - ничего.

Отделение собралось в сарае. Обсуждают. Тут кто-то говорит - снаружи звук шагов! Все замерли. Кто-то спокойно шагал вдоль стены сарая. Командир поднял руку - приготовиться! Шаги скрипели и скрипели. Дошли до двери. Кто-то дёрнул за ручку двери. Ещё раз. Потом дёрнул изо всех сил - было слышно, что ручка не выдержала,оторвалась. И тут же раздался жуткий грохот. Бойцы по команде рванули наружу...

Никого. В железной бочке возле дверей обнаружили оторванную ручку. И - никаких следов! До утра все сидели и ждали "гостя", не расставаясь с оружием. Но больше никто не пришёл.

С рассветом отделение выдвинулось. Завтракать решили"на месте", чтобы аппетит не портить)))

По приходу "на место" доложили "кому надо". Никаких следов, кроме оставленных солдатами, обнаружено не было. Да, дверная ручка валялась в бочке у двери. Да, вырвать её из двери непросто было, но это не относится к компетенции "органов".

Вот такая байка. Мне её рассказали двое из тех, кто там был - один из солдат и бывший комод. Почему мне запомнилась эта ? Потому что никого не испугала необычность ситуации. Парни просто взяли оружие и пошли посмотреть "по обстановке". Пипец, ничего не боялись! Вот же ж, было поколение! Преклоняюсь.

Т ри уникальных случая, которые нкажутся невероятными...

1. О русской смекалке.
Шел 1941-й год. Наш танк КВ-1 остановился через неурядицы в двигателе на нейтральной полосе. Попросту заглох, а АКБ не давали возможности завестись. На беду снаряды и патроны кончились, а немцы были еще непуганными и наглыми.

Экипаж решил притворится мертвым... и забаррикадировался внутри. Благо немецкие снаряды полевой артиллерии и танков броню КВ-1 пробить не могли.

Немцы долго стучали по броне заглохшего КВ-1, предлагали экипажу показаться, обещали накормить и хорошо обращаться, но те ни в какую. Экипаж нашего танка в данном конкретном случае, скорее всего подозревал, чем все закончится. И знал, что выкурить их из танка не так-то просто.

Фашисты дождались свою технику и попытались танк отбуксировать поближе к ремонтным частям. Видимо они решили, что экипаж покинул танк, каким-то образом закрыв люки. А остановка произошла т.к. у танка кончилось горючее (наиболее частая причина остановки КВ-1). Фашисты зацепили КВ своим тягачом, но сдвинуть махину не смогли. Тогда они зацепили его двумя своими легкими танками, чтобы отбуксировать КВ-1 в свое расположение, пусть даже вместе с экипажем... и там без препятствий открыть.

Но их расчет не сработал - когда они начали буксировку, наш танк завелся с "толкача" и лихо потянул немецкие танки теперь уже в наше расположение...
Немецкие танкисты вынуждены были оставить свои танки и КВ-1 без проблем, так и притянул их к нашим позициям...))))) Такой вот занятный курьез!

Танк был весьма удачным по боевой части и не очень по ходовой. Отличался высокой живучестью, особенно в летнее время. Как я уже писал, броня этих тяжелых танков не пробивалась ни немецкими противотанковыми пушками калибра 37 миллиметров, ни орудиями танков Pz-III, Pz-IV и Pz-38, стоявших на вооружении панцерваффе.

Немцы могли его лишь "разуть" - снять прямым попаданием гусеницу. Но были случаи, когда КВ-1 мог двигаться без одной из них.

Большой проблемой танка был двигатель, слабоватый для такой махины. Любая рытвина заставляла его работать на максимальных оборотах. Экипажу был нужен опытный механник-водитель. Слабоваты были и АКБ. Танк был принят на вооружение практически без ходовых испытаний, после пары удачных эизодов во время финской войны, на ровных площадках с каменистым грунтом. Но во всем, что касалось "боевой части" он был очень хорош!

Немцам приходилось применять против "КВ" способ борьбы, очень схожий с охотой первобытных людей на мамонта. Одни немецкие танки отвлекали внимание экипажа "КВ", пока сзади него не устанавливалось 88-миллиметровое зенитное орудие.

Только попаданием снаряда в щель между корпусом и башней удавалось заклинить башнею и тем самым окончательно превратить советский танк в мертвую глыбу. Известен случай, когда отвлеканием экипажа "КВ" занимались около десяти немецких танков!
В начале войны, один танк КВ-1 мог наделать много шороху не только в тылах противника, но и на передовой. Было бы топливо и боеприпасы.

2. Расстрел фашисткой колонны не прячась в засаду.

Описание подвига из наградного листа (орфография и пунктуация сохранены):

13 июля 1942 года, в р-не Н-МИТЯКИНСКОЕ 2-е, танк «КВ» л-нта КОНОВАЛОВА стоял из-за неисправности после боя. Экипаж своими силами восстанавливал танк. В это время показалось 2 немецкие бронемашины. Тов. КОНОВАЛОВ немедленно открыл огонь и 1 машина была подожжена, вторая поспешно скрылась. Вслед за бронемашинами показалась движущаяся колонна танков, сначало 35 машин, а затем еще 40. Пр-к продвигался к деревне. Л-нт КОНОВАЛОВ, используя выгодную позицию своего замаскированного танка, решил принять бой. Подпустив первую колонну танков на расстояние 500-600 метров, экипаж «КВ» открыл огонь. Прямой наводкой было уничтожено 4 танка. Колонна пр-ка не приняла бой, вернулась обратно. Но через некоторое время развернутым строем деревню атаковали 55 танков пр-ка. Л-нт КОНОВАЛОВ решил продолжить борьбу с бронированными машинами немецко-фашистских захватчиков, несмотря на такое подавляющее превосходство. Героический экипаж поджег еще 6 танков пр-ка и заставил его вторично откатиться. Враг предпринимает третью атаку. Герои-танкисты, руководимые своим комсомольцем-командиром тов. КОНОВАЛОВЫМ, ведут огонь по танкам и машинам пр-ка до последнего снаряда. Они уничтожают ещё 6 вражеских танков, 1 бронемашину и 8 автомашин с вражескими солдатами и офицерами. Советская крепость умолкает. Фашисты открывают огонь из 105мм орудия, которое подтягивают к танку на расстояние 75 метров. Экипаж танка с Героем-командиром Лейтенантом КОНОВАЛОВЫМ вместе с танком погиб в этом неравном бою. Защищая нашу Родину от немецких захватчиков, л-нт КОНОВАЛОВ проявил мужество, непоколебимую стойкость, беззаветный героизм. За героизм проявленный при защите Родины, тов. КОНОВАЛОВ достоин посмертного присвоения звания «ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА» с вручением Ордена ЛЕНИНА и Медаль «ЗОЛОТАЯ ЗВЕЗДА». Источник с документами http://2w.su/memory/970

3-й обещанный СЛУЧАЙ! СОВСЕМ УБОЙНЫЙ
(воспоминания немецкого генерал-полковника Эрхарда Рауса )

6-я танковая дивизия вермахта входила в состав 41-го танкового корпуса. Вместе с 56-м танковым корпусом он составлял 4-ю танковую группу — главную ударную силу группы армий «Север», в задачу которой входили захват Прибалтики, взятие Ленинграда и соединение с финнами. 6-й дивизией командовал генерал-майор Франц Ландграф. Она была вооружена в основном танками чехословацкого производства PzKw-35t — легкими, с тонкой броней, но обладавшими высокой маневренностью и проходимостью. Было некоторое количество более мощных PzKw-III и PzKw-IV. Перед началом наступления дивизия была разделена на две тактические группы. Более мощной командовал полковник Эрхард Раус, более слабой — подполковник Эрих фон Зекендорф.

В первые два дня войны наступление дивизии шло успешно. К вечеру 23 июня дивизия захватила литовский город Расейняй и форсировала реку Дубисса. Поставленные перед дивизией задачи были выполнены, но немцев, уже имевших опыт кампаний на западе, неприятно поразило упорное сопротивление советских войск. Одно из подразделений группы Рауса попало под огонь снайперов, занимавших позиции на фруктовых деревьях, росших на лугу. Снайперы убили нескольких немецких офицеров, задержали наступление немецких подразделений почти на час, не дав им возможности быстро окружить советские части. Снайперы были заведомо обречены, поскольку оказались внутри расположения немецких войск. Но они выполняли задачу до конца. На западе ничего подобного немцы не встречали.

Каким образом единственный КВ-1 оказался утром 24 июня в тылу группы Рауса — непонятно. Не исключено, что он просто заблудился. Тем не менее, в итоге танк перекрыл единственную дорогу, ведущую из тыла к позициям группы.

Этот эпизод описан не штатными коммунистическими пропагандистами, а самим Эрхардом Раусом. Раус затем всю войну отвоевал на Восточном фронте, пройдя Москву, Сталинград и Курск, и закончил ее в должности командующего 3-й танковой армией и в звании генерал-полковника. Из 427 страниц его мемуаров, непосредственно описывающих боевые действия, 12 посвящены двухдневному бою с единственным русским танком у Расейняя. Рауса явно потряс этот танк. Поэтому причин для недоверия нет. Советская историография обошла данный эпизод вниманием. Более того, поскольку впервые в отечественной печати он был упомянут Суворовым-Резуном, некоторые «патриоты» стали «разоблачать» подвиг. В смысле — не подвиг это, а так себе.

КВ, экипаж которого составляет 4 человека, «обменял» себя на 12 грузовиков, 4 противотанковые пушки, 1 зенитное орудие, возможно, на несколько танков, а также на несколько десятков убитых и умерших от ран немцев. Это само по себе выдающийся результат, учитывая тот факт, что до 1945 года в подавляющем большинстве даже победных боев наши потери оказывались выше немецких. Но это только прямые потери немцев. Косвенные — потери группы Зекендорфа, которая, отражая советский удар, не могла получить помощь от группы Рауса.

Соответственно, по той же причине потери нашей 2-й танковой дивизии были меньше, чем в случае, если бы Раус поддержал Зекендорфа.

Однако, пожалуй, важнее прямых и косвенных потерь людей и техники стала потеря немцами времени. Вермахт 22 июня 1941 года на всем Восточном фронте имел всего 17 танковых дивизий, в том числе в 4-й танковой группе — 4 танковые дивизии. Одну из них и держал в одиночку КВ. Причем 25 июня 6-я дивизия не могла наступать исключительно по причине наличия в ее тылу единственного танка. Один день промедления одной дивизии — очень много в условиях, когда немецкие танковые группы наступали в высоком темпе, разрывая оборону РККА и устраивая ей множество «котлов». Вермахт ведь фактически выполнил задачу, поставленную «Барбароссой», почти полностью уничтожив ту Красную армию, которая противостояла ему летом 41-го. Но из-за таких «казусов», как непредвиденный танк на дороге, сделал это гораздо медленнее и с гораздо большими потерями, чем планировалось. И нарвался в конце концов на непроходимую грязь русской осени, смертельные морозы русской зимы и сибирские дивизии под Москвой. После чего война перешла в безнадежную для немцев затяжную стадию.

И все же самое удивительное в этом бою — поведение четырех танкистов, имен которых мы не знаем и не узнаем никогда. Они создали немцам больше проблем, чем вся 2-я танковая дивизия, к которой, видимо, КВ и принадлежал. Если дивизия задержала немецкое наступление на один день, то единственный танк — на два. Недаром Раусу пришлось отнимать зенитки у Зекендорфа, хотя, казалось бы, должно было быть наоборот.

Практически невозможно предположить, что танкисты имели специальное задание перекрыть единственный путь снабжения группы Рауса. Разведка у нас в тот момент просто отсутствовала. Значит, танк оказался на дороге случайно. Командир танка сам понял, какую важнейшую позицию он занял. И сознательно стал ее удерживать. Вряд ли стояние танка на одном месте можно трактовать как отсутствие инициативы, слишком умело действовал экипаж. Наоборот, стояние и было инициативой.

Безвылазно просидеть в тесной железной коробке два дня, причем в июньскую жару, — само по себе пытка. Если эта коробка к тому же окружена противником, цель которого — уничтожить танк вместе с экипажем (вдобавок танк — не одна из целей врага, как в «нормальном» бою, а единственная цель), для экипажа это уже совершенно невероятное физическое и психологическое напряжение. Причем почти все это время танкисты провели не в бою, а в ожидании боя, что в моральном плане несравненно тяжелее.

Все пять боевых эпизодов — разгром колонны грузовиков, уничтожение противотанковой батареи, уничтожение зенитки, стрельба по саперам, последний бой с танками — суммарно вряд ли заняли даже час. Остальное время экипаж КВ гадал, с какой стороны и в какой форме их будут уничтожать в следующий раз. Особенно показателен бой с зениткой. Танкисты сознательно медлили, пока немцы не установили пушку и не начали готовиться к стрельбе, — чтобы самим выстрелить наверняка и кончить дело одним снарядом. Попробуйте хотя бы примерно представить себе такое ожидание.

Более того, если в первый день экипаж КВ еще мог надеяться на приход своих, то на второй, когда свои не пришли и даже шум боя у Расейняя затих, стало яснее ясного: железная коробка, в которой они жарятся второй день, достаточно скоро превратится в их общий гроб. Они приняли это как данность и продолжали воевать.

Вот что пишет об этом сам Эрхард Раус: «В нашем секторе не происходило ничего важного. Войска улучшали свои позиции, вели разведку в направлении Силувы и на восточном берегу Дубиссы в обоих направлениях, но в основном пытались выяснить, что же происходит на южном берегу. Мы встречали только небольшие подразделения и отдельных солдат. За это время мы установили контакте патрулями боевой группы «фон Зекендорф» и 1-й танковой дивизии у Лидавеная. При очистке лесистого района к западу от плацдарма наша пехота столкнулась с более крупными силами русских, которые в двух местах все еще удерживались на западном берегу реки Дубисса.

В нарушение принятых правил, несколько пленных, захваченных в последних боях, в том числе один лейтенант Красной Армии, были отправлены в тыл на грузовике под охраной всего лишь одного унтер-офицера. На полпути назад к Расейнаю шофер внезапно увидел на дороге вражеский танк и остановился. В этот момент русские пленные (а их было около 20 человек) неожиданно набросились на шофера и конвоира. Унтер-офицер сидел рядом с шофером лицом к пленным, когда они попытались вырвать у них обоих оружие. Русский лейтенант уже схватил автомат унтер-офицера, но тот сумел освободить одну руку и изо всех сил ударил русского, отбросив его назад. Лейтенант рухнул и увлек с собой еще несколько человек. Прежде чем пленные успели снова броситься на унтер-офицера, тот освободил левую руку, хотя его держали трое. Теперь он был совершенно свободен. Молниеносно он сорвал автомат с плеча и дал очередь по взбунтовавшейся толпе. Эффект оказался ужасным. Лишь несколько пленных, не считая раненного офицера, сумели выпрыгнуть из машины, чтобы спрятаться в лесу. Автомобиль, в котором живых пленных не осталось, быстро развернулся и помчался обратно к плацдарму, хотя танк обстрелял его.

Эта маленькая драма стала первым признаком того, что единственная дорога, ведущая к нашему плацдарму, заблокирована сверхтяжелым танком КВ-1. Русский танк вдобавок сумел уничтожить телефонные провода, связывающие нас со штабом дивизии. Хотя намерения противника оставались неясными, мы начали опасаться атаки с тыла. Я немедленно приказал 3-й батарее лейтенанта Венгенрота из 41-го батальона истребителей танков занять позицию в тылу возле плоской вершины холма поблизости от командного пункта 6-й моторизованной бригады, который также служил командным пунктом всей боевой группы. Чтобы укрепить нашу противотанковую оборону, мне пришлось развернуть на 180 градусов находившуюся рядом батарею 150-мм гаубиц. 3-я рота лейтенанта Гебхардта из 57-го саперного танкового батальона получила приказ заминировать дорогу и ее окрестности. Приданные нам танки (половина 65-го танкового батальона майора Шенка) были расположены в лесу. Они получили приказ быть готовыми к контратаке, как только это потребуется.
Время шло, но вражеский танк, заблокировавший дорогу, не двигался, хотя время от времени стрелял в сторону Расейная. В полдень 24 июня вернулись разведчики, которых я отправил уточнить обстановку. Они сообщили, что кроме этого танка не обнаружили ни войск, ни техники, которые могли бы атаковать нас. Офицер, командовавший этим подразделением, сделал логичный вывод, что это одиночный танк из отряда, атаковавшего боевую группу «фон Зекендорф».

Хотя опасность атаки развеялась, следовало принять меры, чтобы поскорее уничтожить эту опасную помеху или, по крайней мере, отогнать русский танк подальше. Своим огнем он уже поджег 12 грузовиков со снабжением, которые шли к нам из Расейная. Мы не могли эвакуировать раненых в боях за плацдарм, и в результате несколько человек скончались, не получив медицинской помощи, в том числе молодой лейтенант, раненный выстрелом в упор. Если бы мы сумели вывезти их, они были бы спасены. Все попытки обойти этот танк оказались безуспешными. Машины либо вязли в грязи, либо сталкивались с разрозненными русскими подразделениями, все еще блуждающими по лесу.

Поэтому я приказал батарее лейтенанта Венгенрота. недавно получившей 50-мм противотанковые пушки, пробраться сквозь лес, подойти к танку на дистанцию эффективной стрельбы и уничтожить его. Командир батареи и его отважные солдаты с радостью приняли это опасное задание и взялись за работу с полной уверенностью, что она не затянется слишком долго. С командного пункта на вершине холма мы следили за ними пока они аккуратно пробирались среди деревьев от одной лощины к другой. Мы были не одни. Десятки солдат вылезли на крыши и забрались на деревья с напряженным вниманием ожидая, чем кончится затея. Мы видели, как первое орудие приблизилось на 1000 метров к танку, который торчал прямо посреди дороги. Судя по всему, русские не замечали угрозы. Второе орудие на какое-то время пропало из вида, а потом вынырнуло из оврага прямо перед танком и заняло хорошо замаскированную позицию. Прошло еще 30 минут, и последние два орудия тоже вышли на исходные позиции.

Мы следили за происходящим с вершины холма. Неожиданно кто-то предположил, что танк поврежден и брошен экипажем, так как он стоял на дороге совершенно неподвижно, представляя собой идеальную мишень. (Можно представить себе разочарование наших товарищей, которые, обливаясь потом, несколько часов тащили пушки на огневые позиции, если бы так оно и было.) Внезапно грохнул выстрел первой из наших противотанковых пушек, мигнула вспышка, и серебристая трасса уперлась прямо в танк. Расстояние не превышало 600 метров. Мелькнул клубок огня, раздался отрывистый треск. Прямое попадание! Затем последовали второе и третье попадания.

Офицеры и солдаты радостно закричали, словно зрители на веселом спектакле. «Попали! Браво! С танком покончено!» Танк никак не реагировал, пока наши пушки не добились 8 попаданий. Затем его башня развернулась, аккуратно нащупала цель и начала методично уничтожать наши орудия одиночными выстрелами 80-мм орудия. Две наших 50-мм пушки были разнесены на куски, остальные две были серьезно повреждены. Личный состав потерял несколько человек убитыми и ранеными. Лейтенант Венгенрот отвел уцелевших назад, чтобы избежать напрасных потерь. Только после наступления ночи он сумел вытащить пушки. Русский танк по-прежнему наглухо блокировал дорогу, поэтому мы оказались буквально парализованными. Глубоко потрясенный лейтенант Венгенрот вместе со своими солдатами вернулся на плацдарм. Недавно полученное оружие, которому он безоговорочно доверял, оказалось совершенно беспомощным против чудовищного танка. Чувство глубокого разочарования охватило всю нашу боевую группу.

Требовалось найти какой-то новый способ овладеть ситуацией.

Было ясно, что из всего нашего оружия только 88-мм зенитные орудия с их тяжелыми бронебойными снарядами могут справиться с уничтожением стального исполина. Во второй половине дня одно такое орудие было выведено из боя под Расейнаем и начало осторожно подползать к танку с юга. КВ-1 все еще был развернут на север, так как именно с этого направления была проведена предыдущая атака. Длинноствольная зенитка приблизилась на расстояние 2000 ярдов, с которого уже можно было добиться удовлетворительных результатов. К несчастью грузовики, которые ранее уничтожил чудовищный танк, все еще догорали по обочинам дороги, и их дым мешал артиллеристам прицелиться. Но, с другой стороны, этот же дым превратился в завесу, под прикрытием которой орудие можно было подтащить еще ближе к цели. Привязав к орудию для лучшей маскировки множество веток, артиллеристы медленно покатили его вперед, стараясь не потревожить танк.

Наконец расчет выбрался на опушку леса, откуда видимость была отличной. Расстояние до танка теперь не превышало 500 метров. Мы подумали, что первый же выстрел даст прямое попадание и наверняка уничтожит мешающий нам танк. Расчет начал готовить орудие к стрельбе.

Хотя танк не двигался со времени боя с противотанковой батареей, оказалось, что его экипаж и командир имеют железные нервы. Они хладнокровно следили за приближением зенитки, не мешая ей, так как пока орудие двигалось, оно не представляло никакой угрозы для танка. К тому же чем ближе окажется зенитка, тем легче будет уничтожить ее. Наступил критический момент в дуэли нервов, когда расчет принялся готовить зенитку к выстрелу. Для экипажа танка настало время действовать. Пока артиллеристы, страшно нервничая, наводили и заряжали орудие, танк развернул башню и выстрелил первым! Каждый снаряд попадал в цель. Тяжело поврежденная зенитка свалилась в канаву, несколько человек расчета погибли, а остальные были вынуждены бежать. Пулеметный огонь танка помешал вывезти орудие и подобрать погибших.

Провал этой попытки, на которую возлагались огромные надежды, стал для нас очень неприятной новостью. Оптимизм солдат погиб вместе с 88-мм орудием. Наши солдаты провели не самый лучший день, жуя консервы, так как подвезти горячую пищу было невозможно.

Однако самые большие опасения улетучились, хотя бы на время. Атака русских на Расейнай была отбита боевой группой «фон Зекендорф», которая сумела удержать высоту 106. Теперь можно было уже не опасаться, что советская 2-я танковая дивизия прорвется к нам в тыл и отрежет нас. Оставалась лишь болезненная заноза в виде танка, который блокировал наш единственный путь снабжения. Мы решили, что если с ним не удалось справиться днем, то уж ночью мы сделаем это. Штаб бригады несколько часов обсуждал различные варианты уничтожения танка, и начались приготовления сразу к нескольким из них.

Наши саперы предложили ночью 24/25 июня просто подорвать танк. Следует сказать, что саперы не без злорадного удовлетворения следили за безуспешными попытками артиллеристов уничтожить противника. Теперь наступил их черед попытать удачу. Когда лейтенант Гебхардт вызвал 12 добровольцев, все 12 человек дружно подняли руки. Чтобы не обидеть остальных, был выбран каждый десятый. Эти 12 счастливчиков с нетерпением ожидали приближения ночи. Лейтенант Гебхардт, который намеревался лично командовать операцией, детально ознакомил всех саперов с общим планом операции и персональной задачей каждого из них в отдельности. После наступления темноты лейтенант во главе маленькой колонны двинулся в путь. Дорога проходила восточное высоты 123, через небольшой песчаный участок к полоске деревьев, среди которых был обнаружен танк, а потом через редкий лес к старому району сосредоточения.

Бледного света звезд, мерцающих в небе, было вполне достаточно, чтобы обрисовать контуры ближайших деревьев, дорогу и танк. Стараясь не производить никакого шума, чтобы не выдать себя, разувшиеся солдаты выбрались на обочину и стали с близкого расстояния рассматривать танк, чтобы наметить наиболее удобный путь. Русский гигант стоял на том же самом месте, его башня замерла. Повсюду царили тишина и покой, лишь изредка в воздухе мелькала вспышка, за которой следовал глухой раскат. Иногда с шипением пролетал вражеский снаряд и рвался возле перекрестка дорог к северу от Расейная. Это были последние отзвуки тяжелого боя, шедшего на юге целый день. К полу¬ночи артиллерийская стрельба с обеих сторон окончательно прекратилась.

Внезапно в лесу на другой стороне дороги послышались треск и шаги. Похожие на призраки фигуры бросились к танку, что-то выкрикивая на бегу. Неужели это экипаж? Затем раздались удары по башне, с лязгом откинулся люк и кто-то выбрался наружу. Судя по приглушенному звяканью, это принесли еду. Разведчики немедленно доложили об этом лейтенанту Гебхардту, которому начали досаждать вопросами: «Может, броситься на них и захватить в плен? Это, похоже, гражданские». Соблазн был велик, так как сделать это казалось очень просто. Однако экипаж танка оставался в башне и бодрствовал. Такая атака встревожила бы танкистов и могла поставить под угрозу успех всей операции. Лейтенант Гебхардт неохотно отверг предложение. В результате саперам пришлось прождать еще час, пока гражданские (или это были партизаны?) уйдут.
За это время была проведена тщательная разведка местности. В 01.00 саперы начали действовать, так как экипаж танка уснул в башне, не подозревая об опасности. После того как на гусенице и толстой бортовой броне были установлены подрывные заряды, саперы подожгли бикфордов шнур и отбежали. Через несколько секунд гулкий взрыв разорвал ночную тишину. Задача была выполнена, и саперы решили, что добились решительного успеха. Однако не успело эхо взрыва умолкнуть среди деревьев, ожил пулемет танка, и вокруг засвистели пули. Сам танк не двигался. Вероятно, его гусеница была перебита, но выяснить это не удалось, так как пулемет бешено обстреливал все вокруг. Лейтенант Гебхардт и его патруль вернулись на плацдарм заметно приунывшие. Теперь они уже не были уверены в успехе, к тому же оказалось, что один человек пропал без вести. Попытки найти его в темноте ни к чему не привели.

Незадолго до рассвета мы услышали второй, более слабый, взрыв где-то рядом с танком, причины которому найти не могли. Танковый пулемет снова ожил и в течение нескольких минут поливал свинцом все вокруг. Затем опять наступила тишина.

Вскоре после этого начало светать. Лучи утреннего солнца окрасили золотом леса и поля. Тысячи капелек росы бриллиантами засверкали на траве и цветах, запели ранние пташки. Солдаты начали потягиваться и сонно моргать, поднимаясь на ноги. Начинался новый день.

Солнце еще не успело подняться высоко, когда босоногий солдат, повесив связанные ботинки через плечо, прошествовал мимо командного пункта бригады. На его несчастье первым заметил его именно я, командир бригады, и грубо подозвал к себе. Когда перепуганный путник вытянулся передо мной, я доходчивым языком потребовал объяснений его утренней прогулки в столь странном виде. Он что, последователь папаши Кнейпа? Если да, то здесь не место демонстрировать свои увлечения. (Папаша Кнейп в XIX веке создал общество под девизом «Назад к природе» и пропо¬ведовал физическое здоровье, холодные ванны, сон на открытом воздухе и тому подобное.)

Сильно испугавшись, одинокий странник начал путаться и невнятно блеять. Каждое слово из этого молчаливого нарушителя приходилось вытаскивать буквально клещами. Однако с каждым его ответом мое лицо светлело. Наконец я с улыбкой похлопал его по плечу и с благодарностью пожал руку. Стороннему наблюдателю, не слышавшему, что говорится, такое развитие событий могло показаться крайне странным. Что мог сообщить босоногий парень, чтобы отношение к нему изменилось столь стремительно? Я не мог удовлетворить это любопытство, пока не был отдан приказ по бригаде на текущий день с отчетом молодого сапера.

«Я прислушивался к часовым и лежал в канаве рядом с русским танком. Когда все было готово, я вместе с командиром роты подвесил подрывной заряд, который был вдвое тяжелее, чем требовали наставления, к гусенице танка, и поджег фитиль. Так как канава была достаточно глубокой, чтобы обеспечить укрытие от осколков, я ожидал результатов взрыва. Однако после взрыва танк продолжал осыпать опушку леса и кювет пулями. Прошло более часа, прежде чем противник успокоился. Тогда я подобрался к танку и осмотрел гусеницу в том месте, где был установлен заряд. Было уничтожено не более половины ее ширины. Других повреждений я не заметил.

Когда я вернулся к точке сбора диверсионной группы, она уже ушла. Разыскивая свои ботинки, которые я оставил там, я обнаружил еще один забытый подрывной заряд. Я забрал его и вернулся к танку, взобрался на корпус и подвесил заряд к дулу пушки в надежде повредить его. Заряд был слишком мал, чтобы причинить серьезные повреждения самой машине. Я заполз под танк и подорвал его.

После взрыва танк немедленно обстрелял опушку леса и кювет из пулемета. Стрельба не прекращалась до рассвета, лишь тогда я сумел выползти из-под танка. Я с грустью обнаружил, что мой заряд все-таки был слишком мал. Добравшись до точки сбора, я попытался надеть ботинки, но выяснил, что они слишком малы и вообще это не моя пара. Один из моих товарищей по ошибке надел мои. В результате мне пришлось возвращаться босиком, и я опоздал».

Это была подлинная история смелого человека. Однако, несмотря на его усилия, танк продолжал блокировать дорогу, обстреливая любой движущийся предмет, который замечал. Четвертым решением, которое родилось утром 25 июня, был вызов пикировщиков. Ju-87 для уничтожения танка. Однако нам было отказано, поскольку самолеты требовались буквально повсюду. Но даже если бы они нашлись, вряд ли пикировщики сумели бы уничтожить танк прямым попаданием. Мы были уверены, что осколки близких разрывов не испугают экипаж стального гиганта.

Но теперь этот проклятый танк требовалось уничтожить любой ценой. Боевая мощь гарнизона нашего плацдарма будет серьезно подорвана, если не удастся разблокировать дорогу. Дивизия не сумеет выполнить поставленную перед ней задачу. Поэтому я решил использовать последнее оставшееся у нас средство, хотя этот план мог привести к большим потерям в людях, танках и технике, но при этом не обещал гарантированного успеха. Однако мои намерения должны были ввести противника в заблуждение и помочь свести наши потери к минимуму. Мы намеревались отвлечь внимание КВ-1 ложной атакой танков майора Шенка и подвезти поближе 88-мм орудия, чтобы уничтожить ужасного монстра. Местность вокруг русского танка способствовала этому. Там имелась возможность скрытно подкрасться к танку и устроить наблюдательные посты в лесистом районе восточное дороги. Так как лес был довольно редким, наши верткие PzKw-35t могли свободно двигаться во всех направлениях.

Вскоре прибыл 65-й танковый батальон и начал обстреливать русский танк с трех сторон. Экипаж КВ-1 начал заметно нервничать. Башня вертелась из стороны в сторону, пытаясь поймать на прицел нахальные германские танки. Русские стреляли по целям, мелькающим среди деревьев, но все время опаздывали. Германский танк появлялся, но буквально в то же мгновение исчезал. Экипаж танка КВ-1 был уверен в прочности своей брони, которая напоминала слоновью шкуру и отражала все снаряды, однако русские хотели уничтожить досаждающих им противников, в то же время продолжая блокировать дорогу.

К счастью для нас, русских охватил азарт, и они перестали следить за своим тылом, откуда к ним приближалось несчастье. Зенитное орудие заняло позицию рядом с тем местом, где накануне уже было уничтожено одно такое же. Его грозный ствол нацелился на танк, и прогремел первый выстрел. Раненный КВ-1 попытался развернуть башню назад, по зенитчики за это время успели сделать еще 2 выстрела. Башня перестала вращаться, однако танк не загорелся, хотя мы этого ожидали. Хотя противник больше не реагировал на наш огонь, после двух дней неудач мы не могли поверить в успех. Были сделаны еще 4 выстрела бронебойными снарядами из 88-мм зенитного орудия, которые вспороли шкуру чудовища. Его орудие беспомощно задралось вверх, но танк продолжал стоить на дороге, которая больше не была блокирована.

Свидетели этой смертельной дуэли захотели подойти поближе, чтобы проверить результаты своей стрельбы. К своему величайшему изумлению, они обнаружили, что только 2 снаряда пробили броню, тогда как 5 остальных 88-мм снарядов лишь сделали глубокие выбоины на ней. Мы также нашли 8 синих кругов, отмечающих места попадания 50-мм снарядов. Результатом вылазки саперов были серьезное повреждение гусеницы и неглубокая выщербина на стволе орудия. Зато мы не нашли никаких следов попаданий снарядов 37-мм пушек и танков PzKW-35t. Движимые любопытством, наши «давиды» вскарабкались на поверженного «голиафа» в напрасной попытке открыть башенный люк. Несмотря на все усилия, его крышка не поддавалась.

Внезапно ствол орудия начал двигаться, и наши солдаты в ужасе бросились прочь. Только один из саперов сохранил самообладание и быстро сунул ручную гранату в пробоину, сделанную снарядом в нижней части башни. Прогремел глухой взрыв, и крышка люка отлетела в сторону. Внутри танка лежали тела отважного экипажа, которые до этого получили лишь ранения. Глубоко потрясенные этим героизмом, мы похоронили их со всеми воинскими почестями. Они сражались до последнего дыхания, но это была лишь одна маленькая драма великой войны.

После того как единственный тяжелый танк в течение 2 дней блокировал дорогу, она начала-таки действовать. Наши грузовики доставили на плацдарм снабжение, необходимое для последующего наступления».

Инфа и фото (С) разные места интернета

Невероятные случаи на войне

Немецкая мина, описав невидимую дугу в небе, со страшным свистом приземлилась на нашей позиции. Она угодила прямо в траншею. И не просто попала в узкий окоп, а врезалась в солдата, который бегал по траншее, греясь от холода. Мина как будто специально подкараулила красноармейца, упала в траншею в тот момент, когда он подбежал под нее. От человека не осталось ничего. Разорванное в клочья тело было выброшено из траншеи и на десятки метров разбросано вокруг, на бруствере лежал только штык от карабина, который висел у него за спиной. Не могу без волнения говорить об этом, потому что точно такое же случилось с моим связистом. Мы шли с ним по траншее в противотанковый ров, я уже шагнул в ров и свернул за глиняный угол, а он еще оставался в траншее, буквально в двух шагах сзади меня. Мина угодила в него, а я не пострадал. Если бы мина не долетела всего на один метр, то попала бы в меня, а связист за углом остался бы жив. Недолет мины мог случиться по разным причинам: недосыпали в заряд крупинку пороха или притормозил ее едва заметный встречный ветерок. Да и мы могли чуть побыстрее идти - оба уцелели бы. А чуть медленнее - оба погибли бы.

В другой раз все произошло точно так, как описано вначале: немецкая мина, описав невидимую дугу в небе, со страшным свистом приземлилась на нашей позиции. Она угодила прямо в траншею. И не просто попала в узкий окоп, а врезалась в солдата… Но на этот раз мина не взорвалась. Она пробила солдату плечо и наполовину высунулась ему под мышку. Случайность? Да. Целых три. Первые две были для солдата пагубными, а третья - спасительной. Человек остался жить. Его спасла счастливая случайность: мина не взорвалась!

Вот они, сплошные случайности. Счастливые и несчастные, хорошие и плохие, а цена им - человеческая жизнь.

Ах, как редко появлялся на передовой этот желанный гость - господин Счастливый Случай!. На тысячи смертей везло единицам. Почему именно этому солдату повезло - вопрос особый. Случай ли угождал под человека или человек под случай - этого никто не знает. Однако можно смело утверждать, что каждый уцелевший на передовой боец может припомнить не один случай, когда его неминуемо должно было убить, а по счастливой случайности он уцелел. Может, Всевышний вмешивался? Кто знает.

Все мы с детских лет были воспитаны атеистами, большинство в бога не верило. Но как только, бывало, прижмет: бомба ли, снаряд или мина рванет, а то и пулемет чесанет, и ты готов сквозь землю провалиться, лишь бы уцелеть, вот тут - где он, тот атеизм?! - молишь бога: «Господи, помоги! Господи, помоги!..» Некоторым помогал. Но редко.

Счастливые случаи на войне по своим проявлениям были удивительно разнообразны, необычны, редки, неповторимы, непредсказуемы, неожиданны и капризны. И являлись они совсем не по мольбе или состраданию, даже не ради утверждения справедливости или свершения возмездия. Мы на фронте знали, что бывают счастливые случаи, втайне и сами рассчитывали на них, но говорили о них с душевным трепетом, с суеверной деликатностью, неохотно, тихо, чтобы ненароком не спугнуть. А многие суеверные люди - а на войне почти все были суеверны - в разговоре вообще старались не касаться этой темы. Боялись.

Смерть часто карала не только трусость, нерасторопность, но и сверхосторожность, а то и вызывающее бесшабашное геройство. И наоборот, по большей части щадила мужество, храбрость, самопожертвование, осмотрительность. Воина бывалого, опытного, йдущего на опасное дело, как на обычную работу, смерть частенько обходила. Иного человека посылали на верную смерть, а он, сделав крайне рискованное дело, возвращался живым. Здесь, безусловно, играл свою роль и опыт. Но больше зависело от случайностей - повернется в твою сторону немец или пройдет мимо без внимания.

Были случаи, когда спасение от неминуемой смерти приносили самая обыкновенная глупость, самодурство, а то и жадность начальника.

Мне, как и некоторым другим, везло на войне. За три года пребывания на передовой при постоянных обстрелах, бомбежках, атаках, вылазках к немцам в тыл - меня только три раза ранило. Правда, много раз контузило. Но не убило. А случаев, когда меня или нас должно было неминуемо убить, было предостаточно. Но по какому-то странному, иногда противоестественному стечению обстоятельств не убивало.

Командир нашего дивизиона заядлый служака Гордиенко отличался солдафонством. Он требовал и от нас, окопников, чтобы наши видавшие виды, только что введенные тогда погоны не были мятыми и потертыми, а торчали в стороны, как крылья у архангелов. Мои разведчики вставили в свои погоны фанерки, а мне - стальные пластины от сбитого немецкого самолета, хотя это и мешало нам в бою. Вскоре мы попали под бризантный обстрел: снаряды рвались над нашими головами, и негде было укрыться от стального ливня. Сели на землю «горшками» - поджав ноги кживотам, чтобы уменьшить поражаемость. Удар осколка в левое плечо свалил меня на землю. Думал, руку оторвало. Сняли с меня гимнастерку: все плечо черное и распухло. Оказалось, маленький осколочек летел с такой силой, что пробил стальную пластину и запутался в «язычке» погона. Если бы не пластина, он пронзил бы мне плечо и сердце. Так глупость начальника спасла мне жизнь.

Или другой случай. У меня убило единственного связиста, и я вынужден был сам тянуть дальше кабель и нести на себе телефон ный аппарат и катушки с кабелем. Жаль было оставлять вместе с мертвым связистом и его карабин. Пришлось закинуть его за спину. Тяжело мне было все это имущество тащить на себе под холодным осенним дождем и немецким огнем. Однако карабин спас мне жизнь. Рядом разорвался снаряд, и один из осколков угодил мне в спину. Не будь карабина, осколок пронзил бы мне сердце. Но он попал в карабин. И не просто в круглый ствол, с которого он легко бы мог соскользнуть мне в спину, а в плоскую грань патронника. Скорость осколка была так велика, что он на целый сантиметр врезался в стальной патронник. На спине у меня отпечатался длинный синяк от карабина. Не было бы у меня на спине карабина - не жить бы мне. Снова выручила счастливая случайность.

И еще что удивительно: некоторые спасительные случайности, как, между прочим, и трагические, повторялись точь-в-точь с разными людьми. Аналогичная ситуация с карабином позднее спасла жизнь и моему связисту Штанскому: осколок угодил в патронник его карабина.

С другой стороны, тысячи осколков в тысячах других случаев миновали спасительные портсигар или складной ножичек и поражали людей насмерть. А иным спасали жизнь орден на груди или звездочка на пилотке.

За всю войну таких спасительных для меня случайностей я насчитал двадцать девять. Наверное, всевышний в эти мгновения вспоминал обо мне и даровал повинному жизнь.

Вот и загадка читателю. В этом рассказе я описал три невероятных случая, происшедших лично со мной. Нацдите в этой-книге еще 26.